Биография - читать далее
В 1961 году окончила литературный институт имени Литературный институт имени А. М. Горького
Автор поэтических книг, в том числе «В логове го́лоса» (1990), «Лицо» (2000), «Таким образом» (2000), «По закону — привет почтальону!» (2005), а также книг стихов для детей: «Букет котов» (1997) и других; по мотивам нескольких стихотворений из одной из них («Большой секрет для маленькой компании») в 1979 году создан одноимённый мультфильм. На стихи Юнны Мориц написано много известных песен («Ёжик резиновый», «Сильнее кошки зверя нет», «Собака бывает кусачей», «Летающие лошади», «Любимый пони», «Большой секрет для маленькой компании», «Когда мы были молодые»), а также «Переведи меня через майдан» (стихи Виталия Коротича в переводе Юнны Мориц), некоторые из которых были положены на музыку Сергеем Никитиным.
Орден «Знак Почёта» (27 июля 1987 года) — за заслуги в области советской литературы
Премия «Золотая роза» (Италия)
Премия «Триумф» (2000)
Премия имени А. Д. Сахарова (2004) — «за гражданское мужество писателя»
Национальная премия «Книга года» (в рамках Международной Московской книжной выставки-ярмарки) в номинации «Поэзия — 2005»
Премия имени А. А. Дельвига — 2006
Национальная премия «Книга года» (в рамках Международной Московской книжной выставки-ярмарки) в номинации «Вместе с книгой мы растём — 2008»
Премия Правительства Российской Федерации (2011) — за книгу «Крыша ехала домой»
Мыс желания. — М.: Сов. писатель, 1961.
Лоза. — М.: Сов. писатель, 1970.
Суровой нитью. — М.: Сов. писатель, 1974.
При свете жизни. — М.: Сов. писатель, 1977.
Третий глаз. — М.: Сов. писатель, 1980.
Избранное. — М.: Сов. писатель, 1982.
Синий огонь. — М.: Сов. писатель, 1985.
На этом береге высоком. — М.: Современник, 1987.
Портрет звука. — Prova d’Autore (Италия), 1989.
В логове го́лоса: М.: Московский рабочий, 1990.
Лицо: Стихотворения. Поэма. — М.: Русская книга, 2000.
Таким образом: Стихотворения. — СПб.: Диамант, Золотой век. 2000, 2001.
По закону — привет почтальону!. — М.: Время, 2005, 2006, 2008, 2010.
Не бывает напрасным прекрасное. — М.: Эксмо, 2006.
Рассказы о чудесном. — М.: Время, 2008, 2011.
Сквозеро. — М.: Время, 2014.
Автор поэтических книг, в том числе «В логове го́лоса» (1990), «Лицо» (2000), «Таким образом» (2000), «По закону — привет почтальону!» (2005), а также книг стихов для детей: «Букет котов» (1997) и других; по мотивам нескольких стихотворений из одной из них («Большой секрет для маленькой компании») в 1979 году создан одноимённый мультфильм. На стихи Юнны Мориц написано много известных песен («Ёжик резиновый», «Сильнее кошки зверя нет», «Собака бывает кусачей», «Летающие лошади», «Любимый пони», «Большой секрет для маленькой компании», «Когда мы были молодые»), а также «Переведи меня через майдан» (стихи Виталия Коротича в переводе Юнны Мориц), некоторые из которых были положены на музыку Сергеем Никитиным.
Награды и премии
Орден «Знак Почёта» (27 июля 1987 года) — за заслуги в области советской литературы
Премия «Золотая роза» (Италия)
Премия «Триумф» (2000)
Премия имени А. Д. Сахарова (2004) — «за гражданское мужество писателя»
Национальная премия «Книга года» (в рамках Международной Московской книжной выставки-ярмарки) в номинации «Поэзия — 2005»
Премия имени А. А. Дельвига — 2006
Национальная премия «Книга года» (в рамках Международной Московской книжной выставки-ярмарки) в номинации «Вместе с книгой мы растём — 2008»
Премия Правительства Российской Федерации (2011) — за книгу «Крыша ехала домой»
Книги стихов
Мыс желания. — М.: Сов. писатель, 1961.
Лоза. — М.: Сов. писатель, 1970.
Суровой нитью. — М.: Сов. писатель, 1974.
При свете жизни. — М.: Сов. писатель, 1977.
Третий глаз. — М.: Сов. писатель, 1980.
Избранное. — М.: Сов. писатель, 1982.
Синий огонь. — М.: Сов. писатель, 1985.
На этом береге высоком. — М.: Современник, 1987.
Портрет звука. — Prova d’Autore (Италия), 1989.
В логове го́лоса: М.: Московский рабочий, 1990.
Лицо: Стихотворения. Поэма. — М.: Русская книга, 2000.
Таким образом: Стихотворения. — СПб.: Диамант, Золотой век. 2000, 2001.
По закону — привет почтальону!. — М.: Время, 2005, 2006, 2008, 2010.
Не бывает напрасным прекрасное. — М.: Эксмо, 2006.
Рассказы о чудесном. — М.: Время, 2008, 2011.
Сквозеро. — М.: Время, 2014.
Ю.П.МОРИЦ - Произведения ⤵️
* * *
Память дальняя – ближе близкой,
Возникает внезапно, без
Хохотания, вопля, визга,
Очень тихо – как снег с небес.
Дальней памяти путь – из бездны,
Где единственный транспорт – свет.
Все старания – бесполезны,
Если этого света нет.
Скорость света – с доставкой на дом,
И на этом свету дрожа,
Бездна памяти дальней – рядом,
Мелочь каждая там свежа.
А короткая память пляшет,
Как мартышка, она в быту
Ищет множество потеряшек –
Эту мелочь, а также ту:
Где – очки? аспирин? Мартышка,
Паспорт – где? Замело пургой!
Только памяти дальней вспышка
Всё найдёт, как никто другой.
И найдётся душа предмета –
Тот гранёный стакан воды,
Где внезапная память света
Раздвигает забвенья льды!
Завяжи носовой платочек
В два узла на ноге стола,
Это – поиска древний почерк
Из охотничьего угла,
Из таёжной, дремучей гущи,
Где выходит на след пропаж
Дальней памяти свет бегущий,
Дальней памяти светлый страж!
* * *
Для веры нет преград, и никакие меры
Не уничтожат храм твоей священной веры.
Бывает обитания среда,
Где почва зыбкая, землетрясений множество,
И храма величавое художество
Туда не встроится, но это – не беда,
Поскольку храм твоей священной веры –
В тебе!.. У храма этого – размеры
Твоих высот, глубин твоих небес,
И ты одновременно – в этом храме,
И он – в тебе!.. И власти нет над нами
С приказом, чтобы этот храм исчез.
А жалобы на то, что в дни заразы –
Сейчас и здесь! – властей запреты и приказы
Кого-то где-то не пустили в храм,
Такие жалобные стоны – словоблудье,
Когда свирепствует зараза, гибнут люди!..
Но только словоблудья мастерам
Закрыты храмы той священной веры,
Где храм – в тебе, у храма этого – размеры
Твоих высот, глубин твоих небес,
И ты одновременно – в этом храме,
И он – в тебе!.. И власти нет над нами
С приказом, чтобы этот храм исчез.
* * *
Убил Раскольников старуху топором?
Онегин Ленского угробил на дуэли?
Все эти фейки созданы пером
Писателей классической модели.
Морская пена Афродиту родила?
Кентавры - полукони, полупарни?
Всё это - фэйки древнегреков, их дела
Пеклись в мифологической пекарне.
Куда ни глянь, собранье фэйков, например:
Гомера "Одиссея", "Илиада",
В гостях у лилипутов - Гулливер.
И фэйк, что Данте был туристом ада.
От фэйков нет спасенья, их полно,
И льются фэйки, как вода из лейки:
Литература, живопись, кино,
Вся классика искусства - это фэйки.
И если просят ссылку дать: когда,
И где, и кто русалок видел, глядя в реки, -
Я фэйки лью из лейки, господа
И дамы!.. Вам - туда, где древнегреки.
* * *
А в десять лет была я старше — и намного.
Мне открывали страшные секреты,
и я жила без матери в лесу,
была там пуща и была водица,
водица-пуща, гуща и берлога,
и в той водице лунным пламенем согреты
русалки к мельничному плыли колесу,
за ними пылью водяной вилась дорога,
дощатый мост скрипел и гнулся от кареты,
а в той карете — черти ели колбасу.
И клала голову ко мне на подоконник
траву жующая бессонная корова
с рогами и со взором василиска,
хвостом обмахивая звезды за окном,
где было кладбище, и в нем — дитя-покойник,
поскольку наше поколенье нездорово
и с детства к смерти подходило слишком близко,
и даже в детстве — много ближе, чем потом.
А я была намного старше в десять лет,
чем в шестьдесят, в сто шестьдесят, в шестьсот и дале,
уже тогда я знала все, что здесь случится,
и весь клубок преображений, превращений
развернут был, мой предваряя след,
росла там пуща и плыла водица,
водица-пуща, рыба, зверь и птица,
на тридцать коек — шестьдесят сандалий,
и в дни довольно редких посещений
ко мне из деревянного трамвая,
с платочком яблок, с легкостью от Бога,
выпрыгивала мать, совсем малютка,
ее была я старше — и намного.
* * *
Этот прекрасный слог -
Вилами по воде:
Свалилась без задних ног,
А задние ноги - где?
А в речи живой, родной,
В слоге её подмоги,
Дающей не мне одной
Задние ноги в дороге,
Где двуногие, очень многие,
Читатели этих строк,
Совсем не четвероногие,
Могут на краткий срок -
Свалиться без задних ног
В блаженстве такой улыбки,
Где главное, основное -
Чувство, что всё остальное
Нужно, как зайцу - звонок,
Или как зонтик - рыбке!
А наши задние ноги
С блаженством таким в итоге
Счастливы беспредельно -
Бегать, от нас отдельно!
* * *
Лет в двадцать смог меня освободить
От многих ужасов один поэтский путь :
Всех супостатов невозможно победить,
Но можно стать непобедимой, в этом - суть.
И стала я непобедимой, и никак
Не победят меня набеги лютой своры.
Всегда моей непобедимости очаг
Согреет путника, Читателя, который
Никем непобедим, идя сквозь мрак
Событий, где Читальня всех Побед -
Непобедимости земной, небесный свет,
Полка Бессмертного непобедимый слог!
Непобедимость победить никто не смог,
А победит любых времён любую жуть -
Непобедимости Читальня, в этом - суть,
Непобедимости там классика жива,
Там песни - на стихи, не на слова!
В Р А Т А Р Ь
Попасть в ворота!.. Проще говоря,
Бомбить!.. И никаких иносказаний, –
Бомбят и убивают вратаря!
У бомбократов – праздник наказаний:
Попасть в ворота, вратаря убив!..
Убийство вратаря – отличный способ.
Живой вратарь теперь – легенда, миф.
Держись вратарь, ты – сказочная особь!
И даже, если мёртвым притворясь,
Как на кресте – распнёшься на воротах,
Тебя убьют ещё сто тысяч раз,
Но ты держись, вратарь!.. На тех широтах,
Где в данный миг и в данный кровохлёст
Убийство вратаря равно заказу, –
У нас полно ворот, как в небе звёзд,
И ты, вратарь, во всех воротах сразу!
Изъяна не имеет обезьяна
И прочие образчики зверья, –
А ты, вратарь, подсуден постоянно,
Зверью видней изъяны вратаря!
Держись, вратарь, ты – сказочная особь,
У нас, как в небе звёзд, полно ворот,
Во всех и сразу быть – отличный способ,
А остальное всё – наоборот!..
* * *
Никаких заблуждений со всеми удобствами,
Которые свойственны заблуждениям,
Сменным - как полотенца и простыни,
Сменным - как вывеска над учреждением.
Никакого снижения цен на поступки,
Благородство которых не зависит от спроса, -
Никакой распродажи, ломбарда и скупки.
Честь и доблесть - не вещи с процентом износа.
Есть высокая плотность волны просветления,
Роскошь есть драгоценней, чем золота брёвна...
Это - чистая лирика сопротивления -
Не как бы, не словно, а безусловно.
В переплёте оконном, с деревьями, звёздами,
Издаётся такое... В неслабой скорлупке.
Никаких заблуждений со всеми удобствами,
Никакого снижения цен на поступки.
Из книги "По закону - привет почтальону".
Память дальняя – ближе близкой,
Возникает внезапно, без
Хохотания, вопля, визга,
Очень тихо – как снег с небес.
Дальней памяти путь – из бездны,
Где единственный транспорт – свет.
Все старания – бесполезны,
Если этого света нет.
Скорость света – с доставкой на дом,
И на этом свету дрожа,
Бездна памяти дальней – рядом,
Мелочь каждая там свежа.
А короткая память пляшет,
Как мартышка, она в быту
Ищет множество потеряшек –
Эту мелочь, а также ту:
Где – очки? аспирин? Мартышка,
Паспорт – где? Замело пургой!
Только памяти дальней вспышка
Всё найдёт, как никто другой.
И найдётся душа предмета –
Тот гранёный стакан воды,
Где внезапная память света
Раздвигает забвенья льды!
Завяжи носовой платочек
В два узла на ноге стола,
Это – поиска древний почерк
Из охотничьего угла,
Из таёжной, дремучей гущи,
Где выходит на след пропаж
Дальней памяти свет бегущий,
Дальней памяти светлый страж!
* * *
Для веры нет преград, и никакие меры
Не уничтожат храм твоей священной веры.
Бывает обитания среда,
Где почва зыбкая, землетрясений множество,
И храма величавое художество
Туда не встроится, но это – не беда,
Поскольку храм твоей священной веры –
В тебе!.. У храма этого – размеры
Твоих высот, глубин твоих небес,
И ты одновременно – в этом храме,
И он – в тебе!.. И власти нет над нами
С приказом, чтобы этот храм исчез.
А жалобы на то, что в дни заразы –
Сейчас и здесь! – властей запреты и приказы
Кого-то где-то не пустили в храм,
Такие жалобные стоны – словоблудье,
Когда свирепствует зараза, гибнут люди!..
Но только словоблудья мастерам
Закрыты храмы той священной веры,
Где храм – в тебе, у храма этого – размеры
Твоих высот, глубин твоих небес,
И ты одновременно – в этом храме,
И он – в тебе!.. И власти нет над нами
С приказом, чтобы этот храм исчез.
* * *
Убил Раскольников старуху топором?
Онегин Ленского угробил на дуэли?
Все эти фейки созданы пером
Писателей классической модели.
Морская пена Афродиту родила?
Кентавры - полукони, полупарни?
Всё это - фэйки древнегреков, их дела
Пеклись в мифологической пекарне.
Куда ни глянь, собранье фэйков, например:
Гомера "Одиссея", "Илиада",
В гостях у лилипутов - Гулливер.
И фэйк, что Данте был туристом ада.
От фэйков нет спасенья, их полно,
И льются фэйки, как вода из лейки:
Литература, живопись, кино,
Вся классика искусства - это фэйки.
И если просят ссылку дать: когда,
И где, и кто русалок видел, глядя в реки, -
Я фэйки лью из лейки, господа
И дамы!.. Вам - туда, где древнегреки.
* * *
А в десять лет была я старше — и намного.
Мне открывали страшные секреты,
и я жила без матери в лесу,
была там пуща и была водица,
водица-пуща, гуща и берлога,
и в той водице лунным пламенем согреты
русалки к мельничному плыли колесу,
за ними пылью водяной вилась дорога,
дощатый мост скрипел и гнулся от кареты,
а в той карете — черти ели колбасу.
И клала голову ко мне на подоконник
траву жующая бессонная корова
с рогами и со взором василиска,
хвостом обмахивая звезды за окном,
где было кладбище, и в нем — дитя-покойник,
поскольку наше поколенье нездорово
и с детства к смерти подходило слишком близко,
и даже в детстве — много ближе, чем потом.
А я была намного старше в десять лет,
чем в шестьдесят, в сто шестьдесят, в шестьсот и дале,
уже тогда я знала все, что здесь случится,
и весь клубок преображений, превращений
развернут был, мой предваряя след,
росла там пуща и плыла водица,
водица-пуща, рыба, зверь и птица,
на тридцать коек — шестьдесят сандалий,
и в дни довольно редких посещений
ко мне из деревянного трамвая,
с платочком яблок, с легкостью от Бога,
выпрыгивала мать, совсем малютка,
ее была я старше — и намного.
* * *
Этот прекрасный слог -
Вилами по воде:
Свалилась без задних ног,
А задние ноги - где?
А в речи живой, родной,
В слоге её подмоги,
Дающей не мне одной
Задние ноги в дороге,
Где двуногие, очень многие,
Читатели этих строк,
Совсем не четвероногие,
Могут на краткий срок -
Свалиться без задних ног
В блаженстве такой улыбки,
Где главное, основное -
Чувство, что всё остальное
Нужно, как зайцу - звонок,
Или как зонтик - рыбке!
А наши задние ноги
С блаженством таким в итоге
Счастливы беспредельно -
Бегать, от нас отдельно!
* * *
Лет в двадцать смог меня освободить
От многих ужасов один поэтский путь :
Всех супостатов невозможно победить,
Но можно стать непобедимой, в этом - суть.
И стала я непобедимой, и никак
Не победят меня набеги лютой своры.
Всегда моей непобедимости очаг
Согреет путника, Читателя, который
Никем непобедим, идя сквозь мрак
Событий, где Читальня всех Побед -
Непобедимости земной, небесный свет,
Полка Бессмертного непобедимый слог!
Непобедимость победить никто не смог,
А победит любых времён любую жуть -
Непобедимости Читальня, в этом - суть,
Непобедимости там классика жива,
Там песни - на стихи, не на слова!
В Р А Т А Р Ь
Попасть в ворота!.. Проще говоря,
Бомбить!.. И никаких иносказаний, –
Бомбят и убивают вратаря!
У бомбократов – праздник наказаний:
Попасть в ворота, вратаря убив!..
Убийство вратаря – отличный способ.
Живой вратарь теперь – легенда, миф.
Держись вратарь, ты – сказочная особь!
И даже, если мёртвым притворясь,
Как на кресте – распнёшься на воротах,
Тебя убьют ещё сто тысяч раз,
Но ты держись, вратарь!.. На тех широтах,
Где в данный миг и в данный кровохлёст
Убийство вратаря равно заказу, –
У нас полно ворот, как в небе звёзд,
И ты, вратарь, во всех воротах сразу!
Изъяна не имеет обезьяна
И прочие образчики зверья, –
А ты, вратарь, подсуден постоянно,
Зверью видней изъяны вратаря!
Держись, вратарь, ты – сказочная особь,
У нас, как в небе звёзд, полно ворот,
Во всех и сразу быть – отличный способ,
А остальное всё – наоборот!..
* * *
Никаких заблуждений со всеми удобствами,
Которые свойственны заблуждениям,
Сменным - как полотенца и простыни,
Сменным - как вывеска над учреждением.
Никакого снижения цен на поступки,
Благородство которых не зависит от спроса, -
Никакой распродажи, ломбарда и скупки.
Честь и доблесть - не вещи с процентом износа.
Есть высокая плотность волны просветления,
Роскошь есть драгоценней, чем золота брёвна...
Это - чистая лирика сопротивления -
Не как бы, не словно, а безусловно.
В переплёте оконном, с деревьями, звёздами,
Издаётся такое... В неслабой скорлупке.
Никаких заблуждений со всеми удобствами,
Никакого снижения цен на поступки.
Из книги "По закону - привет почтальону".
Биография - читать далее
Окончила биологический факультет Горьковского государственного университета по специальности «биофизика», работала в Горьковском филиале Института биофизики МЗ СССР,
на базе которого писала дипломную работу, после чего осталась работать в лаборатории.
Занималась исследованием влияния облучения ЭМП СВЧ на биолюминесценцию светящихся бактерий. Затем работала в Горьковском НИИ эпидемиологии и микробиологии, где занималась проблемой мембранной фильтрации препаратов крови, по которой в 1992 год защитила в НИПКИ прикладной биохимии (Москва) диссертацию на соискание учёной степени кандидата технических наук по специальности «биотехнология». Живёт в Нижнем Новгороде. Работает в OOO "НПО «Диагностические системы» , где занимается разработкой и производством тест-систем для иммуноферментного анализа.
Автор более 50 научных работ, в том числе научных докладов на международных симпозиумах и конгрессах Копенгагене, Париже, Глазго, Вашингтоне, Сан-Антонио, Вене, Милане, Франкфурте-на-Майне, Венеции, Барселоне, Берлине.
Лауреат премий «Болдинская осень» (2012), журнала «Север» (2012), им. М.Горького (2016), Нижнего Новгорода (2018), золотой лауреат международного конкурса «Её Величество книга!» (2016), золотой дипломант VII Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь» (2016), дипломант международных конкурсов им. О.Бешенковской (2015), им. де Ришелье (2016, 2017), им. Мацуо Басё (2016), премии-ордена им. Кирилла и Мефодия (2016), «Русский Stil» (2017), дипломант Международной литературной премии «Диас» (2024), «Звезда полей» им.Н.Рубцова (2023), А.Фета (2024), журнала «Зарубежные задворки» (Германия, 2018), Купринского конкурса «Гранатовый браслет» (2022), И.Григорьева (2016), финалист Международных премий Ф. Абрамова (2023), Ф. Искандера (2022), вошла в лонг-листер премии им.И. Бунина (2011, 2012, 2015, 2017), в шорт-лист международной премии им. Ф. Достоевского (2017) и других.
Имеет более 190 литературных публикаций: в журналах «Нева», «Юность», «Роман-журнал XXI век», «Север», «Москва, «Аргамак», «Дон», «Волга. XXI век», «Наш современник», «Работница», «Новая Немига литературная», «Родная Ладога», «Природа и человек», «Вертикаль. XXI век», «Сура», «Берега», «Подъём», «Южная звезда», «Дрон», «Зарубежные задворки», «Новый свет», «Предлог. Com», «Велирокоссъ», «Нижний Новгород», «Истоки», «Лиterra», «Приокские зори», «Новый Орёл+ XXI век»; газетах «Литературная Россия», «День литературы», «Новая газета», «Общеписательская литературная газета», «Российский писатель», «Земля нижегородская», «Ленинская смена», «Знамя», «Горьковский рабочий»; альманахах и коллективных сборниках «День поэзии.XXI век», «Невский альманах», «Гостиный двор», «Новый континент», «Созвучье муз», «Российский колокол», «Новый Енисейский литератор», «Земляки», «Витражи», «Муза» и других.
на базе которого писала дипломную работу, после чего осталась работать в лаборатории.
Занималась исследованием влияния облучения ЭМП СВЧ на биолюминесценцию светящихся бактерий. Затем работала в Горьковском НИИ эпидемиологии и микробиологии, где занималась проблемой мембранной фильтрации препаратов крови, по которой в 1992 год защитила в НИПКИ прикладной биохимии (Москва) диссертацию на соискание учёной степени кандидата технических наук по специальности «биотехнология». Живёт в Нижнем Новгороде. Работает в OOO "НПО «Диагностические системы» , где занимается разработкой и производством тест-систем для иммуноферментного анализа.
Автор более 50 научных работ, в том числе научных докладов на международных симпозиумах и конгрессах Копенгагене, Париже, Глазго, Вашингтоне, Сан-Антонио, Вене, Милане, Франкфурте-на-Майне, Венеции, Барселоне, Берлине.
Лауреат премий «Болдинская осень» (2012), журнала «Север» (2012), им. М.Горького (2016), Нижнего Новгорода (2018), золотой лауреат международного конкурса «Её Величество книга!» (2016), золотой дипломант VII Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь» (2016), дипломант международных конкурсов им. О.Бешенковской (2015), им. де Ришелье (2016, 2017), им. Мацуо Басё (2016), премии-ордена им. Кирилла и Мефодия (2016), «Русский Stil» (2017), дипломант Международной литературной премии «Диас» (2024), «Звезда полей» им.Н.Рубцова (2023), А.Фета (2024), журнала «Зарубежные задворки» (Германия, 2018), Купринского конкурса «Гранатовый браслет» (2022), И.Григорьева (2016), финалист Международных премий Ф. Абрамова (2023), Ф. Искандера (2022), вошла в лонг-листер премии им.И. Бунина (2011, 2012, 2015, 2017), в шорт-лист международной премии им. Ф. Достоевского (2017) и других.
Имеет более 190 литературных публикаций: в журналах «Нева», «Юность», «Роман-журнал XXI век», «Север», «Москва, «Аргамак», «Дон», «Волга. XXI век», «Наш современник», «Работница», «Новая Немига литературная», «Родная Ладога», «Природа и человек», «Вертикаль. XXI век», «Сура», «Берега», «Подъём», «Южная звезда», «Дрон», «Зарубежные задворки», «Новый свет», «Предлог. Com», «Велирокоссъ», «Нижний Новгород», «Истоки», «Лиterra», «Приокские зори», «Новый Орёл+ XXI век»; газетах «Литературная Россия», «День литературы», «Новая газета», «Общеписательская литературная газета», «Российский писатель», «Земля нижегородская», «Ленинская смена», «Знамя», «Горьковский рабочий»; альманахах и коллективных сборниках «День поэзии.XXI век», «Невский альманах», «Гостиный двор», «Новый континент», «Созвучье муз», «Российский колокол», «Новый Енисейский литератор», «Земляки», «Витражи», «Муза» и других.
Г.Б.ТАЛАНОВА - Произведения ⤵️
* * *
Ночь чернила в доме разлила.
Сон сжимает в сладкие объятья.
От пожара на цветах зола.
Выцвела любовь, как ситец платья.
Но оборки лёгкие к лицу,
И рукав похож ещё на крылья.
Пчёлы собирать спешат пыльцу,
Что мне показалась жёлтой пылью.
Оборву ромашки лепестки —
Выпадет, что любит, но с другою.
…Как вода, ушла любовь в пески,
Но песочный замок снова строю.
Вновь накатит нежность — и уйдёт,
Как волна лизнёт закат по кромке.
Темнота все ночи напролёт.
Лунный свет — как белый шлейф позёмки.
Сон глубок,
Но взрывы тишины
Донесёт, как Змей Горыныч, ветер…
Пахнет гарью, порохом войны,
Чёрным камнем долететь комете.
В лампе красной разольётся свет,
Проявляя тени с негатива.
Шит кровавой ниткой в небе след,
Тянется по зеркалу залива.
* * *
В горсти сжимаю крылья стрекозы,
Надежды, что любовь ещё вернётся.
К тебе тянусь всей гибкостью лозы,
Что ищет отражения в колодце:
Не ведома ей вовсе глубина,
А чтоб измерить: нужно бросить камень
И ждать тот звук,
Вернётся что со дна
И что хранит, как драгоценность, память.
Я чувствую, как бьётся в кулачке,
Парить привыкнув над медовым цветом.
Там темнота,
Нет света, что в сачке…
Ладонь щекочет, требуя ответа.
* * *
Прости за то, что всё ещё люблю…
Как близких, что сгорели берестою…
И столбик спирта тянется к нулю,
И воробьи слетелись к водопою
Под водосточной зычною трубой,
Что вторит в такт карнизам под капелью.
И неба глаз наивный, голубой;
И веко чуть подкрашено пастелью,
Там за чертой,
Где солнце на закат…
Тебя простила за твоё молчанье…
Я привыкаю к череде утрат…
Зажала стрекозу надежды дланью.
Забилась, как увидела тебя,
И сердце захлебнулось вдруг от боли.
И стрекозу качаю, как дитя,
Не выпущу в заснеженное поле.
* * *
Будто мы листья с птичьей повадкой,
Бьёмся о землю, взлетая опять.
Этот полёт наблюдаю украдкой.
Больше мне некого в жизни терять...
Всех потеряла.
Лежат под землёю,
Что зарастает игривой травой.
Сердце уже постоянно не ноет,
Что не бывать никогда им со мной.
Память о детстве, как старая рана,
Вдруг ожила в подсознанье, во сне.
Зыбкие тени родных из тумана,
Будто в проталине мох по весне:
Мягко спружинит,
Теплом обнимая,
Память шепнёт,
Что всё так далеко.
Вот уже я подхожу ближе к краю,
Где лишь стеною туман-молоко.
* * *
Взбираются слова вверх по ступеням,
Волшебное заслышав в небе пенье.
И время уходящее не ценим.
И всё несёт нас к омуту теченьем…
Двоится парус в розовом тумане
Слезой, что набежала виновато.
Шлифует время все углы и грани,
Хотя за всё потребует расплаты.
Ракушек столько выкинуло море!
Когда-то в них живое тело было,
Светилась нежность и в твоём, друг, взоре.
А нынче тянешь из любви все жилы.
И лишь слова всё манят в Поднебесье,
Как кукольник за тоненькие нитки,
Где жаворонок льёт из горла песню,
Как будто бы пьянящие напитки.
И мы, опять застывши в изумленье,
Не можем в рифму вымолвить ни слова.
И по воздушной лестнице в смятенье
Вновь убегаем от всего земного.
* * *
Воспоминаний оголённый провод
Под током лет давно перегорел.
Осталось на бумаге жёлтой слово.
И вечный одиночества удел.
Не заискрят обугленные ветки,
Хоть тени шевелятся на стене.
И дым чужой,
До хрипов в горле едкий,
Напомнит о далёкой той весне,
Где листья прошлогодние сжигали.
Летели искры с серою золой
Неторопливо, будто по спирали.
И воздух окрылял нас синевой.
И верила в единственную встречу
Пусть на закате солнечного дня.
Хотя сгущался, наливался вечер,
Все освещали всполохи огня.
* * *
Зачем стучусь в захлопнутую дверь?
И смотришь сквозь цепочку ты с тоскою.
И льётся свет под дверью через щель.
И сердце все никак не успокою.
А годы между пальцами водой
Все протекли,
На донышке осталось.
И лучик солнца каплей золотой
С щеки сбегает, вызывая жалость.
Ты не откроешь.
Только слышу я
Биенье сердца где-то за стеною.
И из-под ног скользит опять земля,
Хоть всё не вечно, знаю, под луною.
И мы не вечны,
Канем в темноту.
И сумерки сгущаются и зреют.
Тебе прощу смиренно немоту,
Но руку протяни ко мне скорее.
Пускай цепочка с двери соскользнёт.
Ведь годы исчезают между пальцев.
И для души готовится отлёт.
И на земле мы просто постояльцы.
Родные души.
Половинки две
Разломанного жизнью абрикоса.
Но косточка любви, что в глубине,
У одного теперь уж под вопросом.
Но всё стучу...
И знаю, что упасть
Той косточке,
Чтоб прорастало древо.
И зацвела под осень снова страсть.
И ты подхватишь строчку из напева
О той любви,
Что всё ещё живёт
И сердце бередит,
Как птица вишню...
И говорит про скорый перелёт.
Но делаешь вид снова, что не слышно.
* * *
Зонтики из высохшей травы
Берегут от солнечных ударов.
Ветер веет запахом айвы,
Виноградной сладостью из баров.
Будто в юность ветром занесло.
Море равнодушно катит волны.
Камушки видны как сквозь стекло,
Только жизнь всё кажется неполной
Без твоей любви, мой тёплый свет.
Жизнь идёт, как солнышко, к закату.
На песке осыпался весь след,
Хоть и помню боль своей утраты.
Камушки впиваются в стопу.
Памяти песок, как топь, зыбучий.
Но ищу заросшую тропу,
Где подъём становится всё круче.
* * *
И выдувает пух
Из солнечных соцветий.
Прошла уже весна
И жёлтых капель крап.
И травы поливают
Из шлангов на рассвете.
И на причале в море
Песком заросший трап.
И море всё теплеет
И обнимает крепко,
Но мысли не уходят,
Что жизнь не удалась.
Обломанная ветром
У древа жизни ветка,
Хоть проросла травою
Осенняя вся грязь.
И кактусы, и розы
Посажены вдоль тропки,
Все выпустили к солнцу
Иголки и шипы.
И ветерок доносит
Магнолий нежных нотки
С широкой, самой главной,
Ведущей в дом тропы.
Дом временный. Отель.
Стоит чужое лето.
Но помню о своём. —
Всё милого зову.
И катятся года разменною монетой
И падают с утёса в морскую синеву.
* * *
Сад – не сад, обугленные ветки…
Серый дым, что сбился в облака.
Как заплатки, листья на беседке.
И к весне посыпется труха.
Всё проходит…
Даже бабье лето…
Ждёт снегов калина на ветру…
Ягоды – как бусины из света,
Что никак в ведро не соберу. –
Не хватает роста дотянуться…
Треплют ветку стайки воробьёв…
Небо им как голубое блюдце.
И гнездо — в поленнице из дров.
Тишина.
Вздыхает лишь калитка,
Выпуская ветер на луга.
Я держусь за тоненькую нитку,
За воздушный шарик в облаках…
Спят родные,
Смотрят с фотографий,
Пожелтевших, как осенний лист.
Не шуршит над ними серый гравий…
Только ветра в пару пальцев свист…
Ну а милый в рот набрал водицы,
Что под зиму стала острый лёд…
Не зову, хотя он часто снится…
Но боюсь, сорвётся и придёт.
И тогда я выпущу ту нитку,
Что как птицу, тянет в вышину.
Буду землю штурмовать улиткой,
На закорки домик подниму.
* * *
И ветер уносит тебя по песчинке.
Любви не осталось,
Лишь горечь разлуки.
И к юности глупой прощальная жалость.
И в треморе скачут по клавишам руки.
Все звуки с фальшивою нотой веселья,
Что всё впереди и ещё поправимо.
Но раз соловьиной заслушавшись трелью,
Всю жизнь пропустила беззвучную мимо.
Смычки и валторны,
И звуки органа,
Что нотой тревожили грустной и сладкой.
И солнца янтарь без чужого ограна
Манил, зачаровывал странной загадкой.
Как всё пролетело?
И море клокочет,
Рычит и плюётся, взбесившись вдруг пеной.
И только смотреть на него остаётся,
И, кажется, молча смириться с изменой.
Да, жизнь изменяет
С другими, кто краше,
Кто слышит ещё соловьиные трели
В ночи, что черней, беспросветнее сажи.
И жду, что однажды вернутся капели.
* * *
Дымится звуков пряжа золотая.
Я нить пряду, кручу веретено.
Спасают песни от тоски и края,
Как будто бы волшебное руно.
Чуток огня, хотя б от сигареты.
А после ветер учудит пожар.
Я снова заплуталась в позднем лете,
Хоть берегу сошедший с неба дар.
На пляже красный флаг с полоской охры.
Рокочет море, гальку теребя.
И пахнет иодом, солью, ветром мокрым.
И вновь грущу, что рядом нет тебя.
И жизнь прошла,
Как камень брошен в омут.
И в шторм не видно на воде кругов.
Лишь гребень пены в теплую погоду.
И нет вдали привычных берегов.
Круги, круги, как кольца годовые,
Но на воде не сохранить следы.
Любимые, лишь в памяти живые,
Теперь растят чужие мне сады.
А я всё здесь.
Опять грущу у моря.
И собираю золотой песок.
И не спешу увидеть в коридоре
Чудесный свет, как дождь наискосок,
Почти грибной,
Когда сквозь слёзы солнце.
И зарастут могилы все травой.
И наша жизнь — как нитки волоконце.
И голос в нас всех тех, кто неживой.
* * *
Намёк на жизнь…
Намеки на любовь…
Зачем воспоминания догнали
И будоражат, как наркотик, кровь?
И жизнь летит к обрыву по спирали.
Мне кажется,
Что я всего лишь тень,
Хотя давно упало в реку древо…
И солнце скрылось.
И замшелый пень
Закрыла весь крапива –королева.
Так тень чего,
Коль облаков ватин?
И я не жду, что ты придёшь внезапно,
Хоть на тебе сошёлся светом клин.
Воспоминаний солнечные пятна,
Как будто одуванчики в траве…
Но побелели…
Стали нежным пухом,
Витают в поседевшей голове
И в след глядят, как во дворе старуха…
Мой зайчик солнечный,
Скользивший по лицу…
Я жмурилась от солнечного света…
Стекает луч по твоему кольцу,
Как всполохи ракетного ответа.
Я выдержу.
Залягу в блиндаже.
Вьюнком сплетусь с настойчивым пыреем.
И капли с веток, словно слёз драже…
И молния воздушным в небе змеем.
* * *
Мы обросли с тобой корою.
Корабль, как айсберг на волне.
И ропот ласковый прибоя.
И камешки на глубине.
Вода прозрачная, как годы,
Что пролетели, словно миг.
И краски розовой разводы,
Что на закате нежит блик,
Качаясь на дорожке в море.
И я опять плыву по ней...
И мы с тобой, хотя не в ссоре,
Но будто тени двух ветвей,
Что кажутся единым целым,
Колышась ветром на стене.
И сыпет будто снегом белым
С ветвей, цвет носит по земле...
Всё отцвело...
Плодов дождаться,
Что после птицы обклюют,
И будут в осень собираться,
Тебе оставив неуют.
* * *
Был ручеёк, потом река,
Что становилась шире, глубже.
В твоей руке моя рука
Затягивала узел туже.
Уже был где-то перекат,
Воронка, омут, что затянет…
И губы — терпкий виноград,
Хотя и он в изюм завянет,
Оставив сладость в глубине.
…Река любви покрылась льдами,
Хоть оставалась жизнь на дне,
Для глаз закрытая годами.
За узелочком узелок… —
Не развязать теперь плетенье…
Ручей, буравивший песок,
Оставил лодочку в смятенье
На берегу лежать вверх дном,
Смотреть, как лист несёт потоком
Туда, где ждёт реки излом
И море бьёт волной, как током.
…Опять оттаяла река,
Нагрелась солнцем, полноводна,
Как пух, качает облака.
Лишь сердце бьётся несвободно.
* * *
Несёт покой с высокой синевы.
Земля просохла и затылок греет.
Щекочут ноги хохолки травы,
Что выбились из зарослей пырея.
Опять июнь, и одурел жасмин.
И грусть за плечи нежно обнимает,
Накинет осторожно палантин —
И вот душа для взглядов не нагая.
Со всеми вместе греюсь на жаре,
Хоть уплываю по дорожке света,
Как в юности на розовой заре
За белою, летящей вдаль «Ракетой».
И ветер студит мокрое лицо.
И жизнь бежит песком сухим сквозь пальцы.
В кувшинках ловят рыбу на кольцо.
И средь крючков плыву как в странном танце…
* * *
Лицо вверх к небу поднимал
Луны кружок из чрева мрака,
Голубоватый, как опал,
Стоял над теменью барака.
Летучей мышью висла ночь,
Крылом мохнатым щекотала,
И липла к пальцам, словно скотч,
Стирала слёзы опахалом,
Ещё по-летнему тепла.
И от свеченья шла тревога:
Как лабиринт, где зеркала
Скрывали к выходу дорогу.
Старуха мёрзла на крыльце,
Как лес, застывший чёрной глыбой.
Блик на морщинистом лице
Скользил и бился в сетке рыбой.
* * *
В кулачке зажатый холодок
По губам течёт холодной струйкой.
Длинной жизни катится клубок
По каким-то пыльным закоулкам.
Сладость, словно лёд под языком,
Исчезает на воде кругами.
И машу я вслед сырым платком.
И трава пружинит под ногами. —
Распрямится, не оставив след.
Тают, как мороженое, чувства.
Я уже не жду тепла в ответ.
И в рожке из вафли стало пусто.
Оболочка жёсткая хрустит.
Крошки осыпаются на травы.
И застыла молча от обид
На краю последней переправы.
Я тебя простила,
Но грущу,
Слизываю с пальцев сладкий морок.
И не с камнем подниму пращу —
С бабочкой, что сняли вдруг с иголок.
* * *
Июнь в дождях,
Но розы расцвели
И жадно пьют,
Хотя пора напиться.
И геосмином пахнет от земли.
И надо жить, конечно, торопиться,
Ведь облетают быстро лепестки
Той нежности,
Что полнится любовью.
И под ногами розы лепестки
Алеют, как испачканные кровью.
А ты молчишь, как будто всё забыл.
Но тонкий шлейф всё тянется от розы.
Я берегу чужой постылый тыл.
И ветер сушит на берёзах слёзы.
Вдыхаю влагу,
Только лета жду,
Что заскользит ладонью мне по векам.
И буду жить с собой опять в ладу,
Хоть своего не встречу человека.
* * *
По линиям ладони поезд скорый
Летит, сдвигая счёты на бегу.
Летит вперёд под чай и разговоры,
Всё время перед кем-нибудь в долгу.
По линии судьбы не мчится плавно:
Там остановка, светофор, вокзал.
А молодость была совсем недавно,
Где из вагона милый вылезал
Схватить пломбир —
И в путь, смакуя сладость.
Смотреть, как мельтешат в окне леса,
И чувствовать нечаянную радость,
Что тёплый свет впитала полоса.
Он к вечеру нальётся соком вишни,
Некрозным растечётся в синь пятном.
Почувствую себя в игре я лишней,
В ночи к окну прилипшей влажным лбом.
Всё пролетает мимо, мимо, мимо… —
И траур дней, и огненный каскад,
И годы, где была всерьёз любима,
И опустевший, облетевший сад.
Не повернуть назад — лишь обернуться.
Все лица смазаны, и память подвела.
Но так хочу к любви былой вернуться,
Пока ещё багряным краем машет мгла.
* * *
Деревья гладят тонкими руками
Невзрачных рыб,
Что прячутся в ветвях,
Укрытых, будто снегом, облаками,
Что всё летят куда-то второпях.
Ещё листки раскрыты птичьим клювом.
Им солнца луч стекает струйкой в рот.
И ветер пахнет ландышем и югом.
И воробьи на ветках — стайкой нот…
Бежит вода,
Качая свет и тени.
И чешуёй играет луч в ветвях…
Уходят в воду скользкие ступени…
Мы в этой жизни, милый, все в гостях…
А коли так…
Тяну к тебе я руки —
И в небе зависает крыльев взмах…
Нам так немного быть здесь до разлуки.
А время всё стирает в пух и прах.
Так обернись,
Объятья раскрывая,
Шагни туда,
Где лес шумел огнём…
Бежит река…
Вода в ней дождевая…
Всё отражает, словно окоём…
И облака, и лес, и нас с тобою,
Что развело к двум разным берегам.
И дерево прижалось всей корою
К воде,
Как мост, что тянется к ногам…
* * *
Я лист от дерева,
Что на ветру засохло.
Парю, как бабочка,
Подхваченная тьмой,
Что бьётся, свет увидев,
Рьяно в стёкла,
Разбуженная шалою весной.
Ей не разбить окошко:
Только с крыльев
Пыльцу просыпать,
Оголив хитин,
Смешав её с дорожной серой пылью,
И с облаком,
Похожим на ватин.
Как лист сухой,
Я на плечо присяду…
Смахнёшь рукой затёкшей,
Словно снег…
Но я прочту любовь твою по взгляду
И по морганью покрасневших век.
Смыкаю два крыла
В один тряпичный трепет.
Смотреть бы и смотреть
На мягкий свет в окне.
На этот
Чутких губ неразличимый лепет,
Что слышала не раз
В волшебном рваном сне.
* * *
Кому ко мне ходить,
Месить по тропке глину?
Я никого не жду.
Закрыта плотно дверь,
Хотя сочится свет,
Что из окошка клином.
Но не хочу опять метаться от потерь.
И гомон весь утих,
Весь птичий свист весенний.
И сердце, как насос,
Качает ровно кровь.
Я к нежности тянусь,
Как к солнышку растенье,
Но только спит в бутоне
Бездумная любовь.
И шелестят цветы тряпичные от ветра,
Что в форточку скользнул,
Как по щеке ладонь.
И мутный свет в ночи
Не разойдётся спектром.
И не зажжёт слеза,
Как линза, вновь огонь…
* * *
Обниму и заплачу во сне.
Это память приходит прощаться.
Мама тоже ушла по весне,
Хоть казалось, что может остаться.
Поцелуи —
Как птичьим пером
Щекотал ты дрожащие губы.
И во сне будто общим был дом
И друг дружке по-прежнему любы.
Я тебя отпустила.
Лети,
Вей гнездо средь осеннего сада.
И сжимаю я воздух в горсти.
Но, должно быть, и вправду так надо.
Но не путай с тем садом окно,
Где закат догорает над тучей,
Будто с розовой пеной вино,
Что над ивой пылает плакучей.
Только знай:
Отраженье — обман,
Грудью бьётся о зарево птица,
Где летит облаков караван,
Что луч солнца проткнёт, словно спица.
* * *
Мне душу согревать спешил огонь
Надежды на единственную встречу,
Когда твоя погладила ладонь
По волосам,
Зверьком скользнув на плечи.
Я замерла, как пчёлка на цветке —
Цветок дрожал под лёгким дуновеньем.
И капли меда в тонком хоботке
Потом несла в своё стихотворенье,
Чтоб подсластить полынную тоску
О том,
Что от костра повеет горьким дымом.
И будет пуст и выстужен мой дом,
Коль окажусь в нём вместе с нелюбимым.
Сюрприз под осень…
Камешек янтарь,
Что море жизни выбросило штормом,
Когда закат стекал, как киноварь.
И даже ночь светилась в платье чёрном,
Блестела стразами и бусинами звёзд.
И не пугала жизни быстротечность.
И личный мой о старости прогноз
Воспринимала так,
Что будто вечность
Ещё до тех
Туманом скрытых дней,
Что мы пройдём по стеночке на ощупь.
И заливался трелью соловей.
Любовь дышала, шелестела в роще…
…Теперь всё тот же войлочный туман…
И до тебя сквозь тьму не дотянуться.
И дней идёт бесцветных караван.
И я не знаю,
Как в тот день вернуться,
Когда ладонь запуталась, как шмель
В густой траве,
В воланах и оборках,
И серый наст буравила капель,
Подснежник чувств питая на пригорке.
* * *
Ночь чернила в доме разлила.
Сон сжимает в сладкие объятья.
От пожара на цветах зола.
Выцвела любовь, как ситец платья.
Но оборки лёгкие к лицу,
И рукав похож ещё на крылья.
Пчёлы собирать спешат пыльцу,
Что мне показалась жёлтой пылью.
Оборву ромашки лепестки —
Выпадет, что любит, но с другою.
…Как вода, ушла любовь в пески,
Но песочный замок снова строю.
Вновь накатит нежность — и уйдёт,
Как волна лизнёт закат по кромке.
Темнота все ночи напролёт.
Лунный свет — как белый шлейф позёмки.
Сон глубок,
Но взрывы тишины
Донесёт, как Змей Горыныч, ветер…
Пахнет гарью, порохом войны,
Чёрным камнем долететь комете.
В лампе красной разольётся свет,
Проявляя тени с негатива.
Шит кровавой ниткой в небе след,
Тянется по зеркалу залива.
* * *
В горсти сжимаю крылья стрекозы,
Надежды, что любовь ещё вернётся.
К тебе тянусь всей гибкостью лозы,
Что ищет отражения в колодце:
Не ведома ей вовсе глубина,
А чтоб измерить: нужно бросить камень
И ждать тот звук,
Вернётся что со дна
И что хранит, как драгоценность, память.
Я чувствую, как бьётся в кулачке,
Парить привыкнув над медовым цветом.
Там темнота,
Нет света, что в сачке…
Ладонь щекочет, требуя ответа.
* * *
Прости за то, что всё ещё люблю…
Как близких, что сгорели берестою…
И столбик спирта тянется к нулю,
И воробьи слетелись к водопою
Под водосточной зычною трубой,
Что вторит в такт карнизам под капелью.
И неба глаз наивный, голубой;
И веко чуть подкрашено пастелью,
Там за чертой,
Где солнце на закат…
Тебя простила за твоё молчанье…
Я привыкаю к череде утрат…
Зажала стрекозу надежды дланью.
Забилась, как увидела тебя,
И сердце захлебнулось вдруг от боли.
И стрекозу качаю, как дитя,
Не выпущу в заснеженное поле.
* * *
Будто мы листья с птичьей повадкой,
Бьёмся о землю, взлетая опять.
Этот полёт наблюдаю украдкой.
Больше мне некого в жизни терять...
Всех потеряла.
Лежат под землёю,
Что зарастает игривой травой.
Сердце уже постоянно не ноет,
Что не бывать никогда им со мной.
Память о детстве, как старая рана,
Вдруг ожила в подсознанье, во сне.
Зыбкие тени родных из тумана,
Будто в проталине мох по весне:
Мягко спружинит,
Теплом обнимая,
Память шепнёт,
Что всё так далеко.
Вот уже я подхожу ближе к краю,
Где лишь стеною туман-молоко.
* * *
Взбираются слова вверх по ступеням,
Волшебное заслышав в небе пенье.
И время уходящее не ценим.
И всё несёт нас к омуту теченьем…
Двоится парус в розовом тумане
Слезой, что набежала виновато.
Шлифует время все углы и грани,
Хотя за всё потребует расплаты.
Ракушек столько выкинуло море!
Когда-то в них живое тело было,
Светилась нежность и в твоём, друг, взоре.
А нынче тянешь из любви все жилы.
И лишь слова всё манят в Поднебесье,
Как кукольник за тоненькие нитки,
Где жаворонок льёт из горла песню,
Как будто бы пьянящие напитки.
И мы, опять застывши в изумленье,
Не можем в рифму вымолвить ни слова.
И по воздушной лестнице в смятенье
Вновь убегаем от всего земного.
* * *
Воспоминаний оголённый провод
Под током лет давно перегорел.
Осталось на бумаге жёлтой слово.
И вечный одиночества удел.
Не заискрят обугленные ветки,
Хоть тени шевелятся на стене.
И дым чужой,
До хрипов в горле едкий,
Напомнит о далёкой той весне,
Где листья прошлогодние сжигали.
Летели искры с серою золой
Неторопливо, будто по спирали.
И воздух окрылял нас синевой.
И верила в единственную встречу
Пусть на закате солнечного дня.
Хотя сгущался, наливался вечер,
Все освещали всполохи огня.
* * *
Зачем стучусь в захлопнутую дверь?
И смотришь сквозь цепочку ты с тоскою.
И льётся свет под дверью через щель.
И сердце все никак не успокою.
А годы между пальцами водой
Все протекли,
На донышке осталось.
И лучик солнца каплей золотой
С щеки сбегает, вызывая жалость.
Ты не откроешь.
Только слышу я
Биенье сердца где-то за стеною.
И из-под ног скользит опять земля,
Хоть всё не вечно, знаю, под луною.
И мы не вечны,
Канем в темноту.
И сумерки сгущаются и зреют.
Тебе прощу смиренно немоту,
Но руку протяни ко мне скорее.
Пускай цепочка с двери соскользнёт.
Ведь годы исчезают между пальцев.
И для души готовится отлёт.
И на земле мы просто постояльцы.
Родные души.
Половинки две
Разломанного жизнью абрикоса.
Но косточка любви, что в глубине,
У одного теперь уж под вопросом.
Но всё стучу...
И знаю, что упасть
Той косточке,
Чтоб прорастало древо.
И зацвела под осень снова страсть.
И ты подхватишь строчку из напева
О той любви,
Что всё ещё живёт
И сердце бередит,
Как птица вишню...
И говорит про скорый перелёт.
Но делаешь вид снова, что не слышно.
* * *
Зонтики из высохшей травы
Берегут от солнечных ударов.
Ветер веет запахом айвы,
Виноградной сладостью из баров.
Будто в юность ветром занесло.
Море равнодушно катит волны.
Камушки видны как сквозь стекло,
Только жизнь всё кажется неполной
Без твоей любви, мой тёплый свет.
Жизнь идёт, как солнышко, к закату.
На песке осыпался весь след,
Хоть и помню боль своей утраты.
Камушки впиваются в стопу.
Памяти песок, как топь, зыбучий.
Но ищу заросшую тропу,
Где подъём становится всё круче.
* * *
И выдувает пух
Из солнечных соцветий.
Прошла уже весна
И жёлтых капель крап.
И травы поливают
Из шлангов на рассвете.
И на причале в море
Песком заросший трап.
И море всё теплеет
И обнимает крепко,
Но мысли не уходят,
Что жизнь не удалась.
Обломанная ветром
У древа жизни ветка,
Хоть проросла травою
Осенняя вся грязь.
И кактусы, и розы
Посажены вдоль тропки,
Все выпустили к солнцу
Иголки и шипы.
И ветерок доносит
Магнолий нежных нотки
С широкой, самой главной,
Ведущей в дом тропы.
Дом временный. Отель.
Стоит чужое лето.
Но помню о своём. —
Всё милого зову.
И катятся года разменною монетой
И падают с утёса в морскую синеву.
* * *
Сад – не сад, обугленные ветки…
Серый дым, что сбился в облака.
Как заплатки, листья на беседке.
И к весне посыпется труха.
Всё проходит…
Даже бабье лето…
Ждёт снегов калина на ветру…
Ягоды – как бусины из света,
Что никак в ведро не соберу. –
Не хватает роста дотянуться…
Треплют ветку стайки воробьёв…
Небо им как голубое блюдце.
И гнездо — в поленнице из дров.
Тишина.
Вздыхает лишь калитка,
Выпуская ветер на луга.
Я держусь за тоненькую нитку,
За воздушный шарик в облаках…
Спят родные,
Смотрят с фотографий,
Пожелтевших, как осенний лист.
Не шуршит над ними серый гравий…
Только ветра в пару пальцев свист…
Ну а милый в рот набрал водицы,
Что под зиму стала острый лёд…
Не зову, хотя он часто снится…
Но боюсь, сорвётся и придёт.
И тогда я выпущу ту нитку,
Что как птицу, тянет в вышину.
Буду землю штурмовать улиткой,
На закорки домик подниму.
* * *
И ветер уносит тебя по песчинке.
Любви не осталось,
Лишь горечь разлуки.
И к юности глупой прощальная жалость.
И в треморе скачут по клавишам руки.
Все звуки с фальшивою нотой веселья,
Что всё впереди и ещё поправимо.
Но раз соловьиной заслушавшись трелью,
Всю жизнь пропустила беззвучную мимо.
Смычки и валторны,
И звуки органа,
Что нотой тревожили грустной и сладкой.
И солнца янтарь без чужого ограна
Манил, зачаровывал странной загадкой.
Как всё пролетело?
И море клокочет,
Рычит и плюётся, взбесившись вдруг пеной.
И только смотреть на него остаётся,
И, кажется, молча смириться с изменой.
Да, жизнь изменяет
С другими, кто краше,
Кто слышит ещё соловьиные трели
В ночи, что черней, беспросветнее сажи.
И жду, что однажды вернутся капели.
* * *
Дымится звуков пряжа золотая.
Я нить пряду, кручу веретено.
Спасают песни от тоски и края,
Как будто бы волшебное руно.
Чуток огня, хотя б от сигареты.
А после ветер учудит пожар.
Я снова заплуталась в позднем лете,
Хоть берегу сошедший с неба дар.
На пляже красный флаг с полоской охры.
Рокочет море, гальку теребя.
И пахнет иодом, солью, ветром мокрым.
И вновь грущу, что рядом нет тебя.
И жизнь прошла,
Как камень брошен в омут.
И в шторм не видно на воде кругов.
Лишь гребень пены в теплую погоду.
И нет вдали привычных берегов.
Круги, круги, как кольца годовые,
Но на воде не сохранить следы.
Любимые, лишь в памяти живые,
Теперь растят чужие мне сады.
А я всё здесь.
Опять грущу у моря.
И собираю золотой песок.
И не спешу увидеть в коридоре
Чудесный свет, как дождь наискосок,
Почти грибной,
Когда сквозь слёзы солнце.
И зарастут могилы все травой.
И наша жизнь — как нитки волоконце.
И голос в нас всех тех, кто неживой.
* * *
Намёк на жизнь…
Намеки на любовь…
Зачем воспоминания догнали
И будоражат, как наркотик, кровь?
И жизнь летит к обрыву по спирали.
Мне кажется,
Что я всего лишь тень,
Хотя давно упало в реку древо…
И солнце скрылось.
И замшелый пень
Закрыла весь крапива –королева.
Так тень чего,
Коль облаков ватин?
И я не жду, что ты придёшь внезапно,
Хоть на тебе сошёлся светом клин.
Воспоминаний солнечные пятна,
Как будто одуванчики в траве…
Но побелели…
Стали нежным пухом,
Витают в поседевшей голове
И в след глядят, как во дворе старуха…
Мой зайчик солнечный,
Скользивший по лицу…
Я жмурилась от солнечного света…
Стекает луч по твоему кольцу,
Как всполохи ракетного ответа.
Я выдержу.
Залягу в блиндаже.
Вьюнком сплетусь с настойчивым пыреем.
И капли с веток, словно слёз драже…
И молния воздушным в небе змеем.
* * *
Мы обросли с тобой корою.
Корабль, как айсберг на волне.
И ропот ласковый прибоя.
И камешки на глубине.
Вода прозрачная, как годы,
Что пролетели, словно миг.
И краски розовой разводы,
Что на закате нежит блик,
Качаясь на дорожке в море.
И я опять плыву по ней...
И мы с тобой, хотя не в ссоре,
Но будто тени двух ветвей,
Что кажутся единым целым,
Колышась ветром на стене.
И сыпет будто снегом белым
С ветвей, цвет носит по земле...
Всё отцвело...
Плодов дождаться,
Что после птицы обклюют,
И будут в осень собираться,
Тебе оставив неуют.
* * *
Был ручеёк, потом река,
Что становилась шире, глубже.
В твоей руке моя рука
Затягивала узел туже.
Уже был где-то перекат,
Воронка, омут, что затянет…
И губы — терпкий виноград,
Хотя и он в изюм завянет,
Оставив сладость в глубине.
…Река любви покрылась льдами,
Хоть оставалась жизнь на дне,
Для глаз закрытая годами.
За узелочком узелок… —
Не развязать теперь плетенье…
Ручей, буравивший песок,
Оставил лодочку в смятенье
На берегу лежать вверх дном,
Смотреть, как лист несёт потоком
Туда, где ждёт реки излом
И море бьёт волной, как током.
…Опять оттаяла река,
Нагрелась солнцем, полноводна,
Как пух, качает облака.
Лишь сердце бьётся несвободно.
* * *
Несёт покой с высокой синевы.
Земля просохла и затылок греет.
Щекочут ноги хохолки травы,
Что выбились из зарослей пырея.
Опять июнь, и одурел жасмин.
И грусть за плечи нежно обнимает,
Накинет осторожно палантин —
И вот душа для взглядов не нагая.
Со всеми вместе греюсь на жаре,
Хоть уплываю по дорожке света,
Как в юности на розовой заре
За белою, летящей вдаль «Ракетой».
И ветер студит мокрое лицо.
И жизнь бежит песком сухим сквозь пальцы.
В кувшинках ловят рыбу на кольцо.
И средь крючков плыву как в странном танце…
* * *
Лицо вверх к небу поднимал
Луны кружок из чрева мрака,
Голубоватый, как опал,
Стоял над теменью барака.
Летучей мышью висла ночь,
Крылом мохнатым щекотала,
И липла к пальцам, словно скотч,
Стирала слёзы опахалом,
Ещё по-летнему тепла.
И от свеченья шла тревога:
Как лабиринт, где зеркала
Скрывали к выходу дорогу.
Старуха мёрзла на крыльце,
Как лес, застывший чёрной глыбой.
Блик на морщинистом лице
Скользил и бился в сетке рыбой.
* * *
В кулачке зажатый холодок
По губам течёт холодной струйкой.
Длинной жизни катится клубок
По каким-то пыльным закоулкам.
Сладость, словно лёд под языком,
Исчезает на воде кругами.
И машу я вслед сырым платком.
И трава пружинит под ногами. —
Распрямится, не оставив след.
Тают, как мороженое, чувства.
Я уже не жду тепла в ответ.
И в рожке из вафли стало пусто.
Оболочка жёсткая хрустит.
Крошки осыпаются на травы.
И застыла молча от обид
На краю последней переправы.
Я тебя простила,
Но грущу,
Слизываю с пальцев сладкий морок.
И не с камнем подниму пращу —
С бабочкой, что сняли вдруг с иголок.
* * *
Июнь в дождях,
Но розы расцвели
И жадно пьют,
Хотя пора напиться.
И геосмином пахнет от земли.
И надо жить, конечно, торопиться,
Ведь облетают быстро лепестки
Той нежности,
Что полнится любовью.
И под ногами розы лепестки
Алеют, как испачканные кровью.
А ты молчишь, как будто всё забыл.
Но тонкий шлейф всё тянется от розы.
Я берегу чужой постылый тыл.
И ветер сушит на берёзах слёзы.
Вдыхаю влагу,
Только лета жду,
Что заскользит ладонью мне по векам.
И буду жить с собой опять в ладу,
Хоть своего не встречу человека.
* * *
По линиям ладони поезд скорый
Летит, сдвигая счёты на бегу.
Летит вперёд под чай и разговоры,
Всё время перед кем-нибудь в долгу.
По линии судьбы не мчится плавно:
Там остановка, светофор, вокзал.
А молодость была совсем недавно,
Где из вагона милый вылезал
Схватить пломбир —
И в путь, смакуя сладость.
Смотреть, как мельтешат в окне леса,
И чувствовать нечаянную радость,
Что тёплый свет впитала полоса.
Он к вечеру нальётся соком вишни,
Некрозным растечётся в синь пятном.
Почувствую себя в игре я лишней,
В ночи к окну прилипшей влажным лбом.
Всё пролетает мимо, мимо, мимо… —
И траур дней, и огненный каскад,
И годы, где была всерьёз любима,
И опустевший, облетевший сад.
Не повернуть назад — лишь обернуться.
Все лица смазаны, и память подвела.
Но так хочу к любви былой вернуться,
Пока ещё багряным краем машет мгла.
* * *
Деревья гладят тонкими руками
Невзрачных рыб,
Что прячутся в ветвях,
Укрытых, будто снегом, облаками,
Что всё летят куда-то второпях.
Ещё листки раскрыты птичьим клювом.
Им солнца луч стекает струйкой в рот.
И ветер пахнет ландышем и югом.
И воробьи на ветках — стайкой нот…
Бежит вода,
Качая свет и тени.
И чешуёй играет луч в ветвях…
Уходят в воду скользкие ступени…
Мы в этой жизни, милый, все в гостях…
А коли так…
Тяну к тебе я руки —
И в небе зависает крыльев взмах…
Нам так немного быть здесь до разлуки.
А время всё стирает в пух и прах.
Так обернись,
Объятья раскрывая,
Шагни туда,
Где лес шумел огнём…
Бежит река…
Вода в ней дождевая…
Всё отражает, словно окоём…
И облака, и лес, и нас с тобою,
Что развело к двум разным берегам.
И дерево прижалось всей корою
К воде,
Как мост, что тянется к ногам…
* * *
Я лист от дерева,
Что на ветру засохло.
Парю, как бабочка,
Подхваченная тьмой,
Что бьётся, свет увидев,
Рьяно в стёкла,
Разбуженная шалою весной.
Ей не разбить окошко:
Только с крыльев
Пыльцу просыпать,
Оголив хитин,
Смешав её с дорожной серой пылью,
И с облаком,
Похожим на ватин.
Как лист сухой,
Я на плечо присяду…
Смахнёшь рукой затёкшей,
Словно снег…
Но я прочту любовь твою по взгляду
И по морганью покрасневших век.
Смыкаю два крыла
В один тряпичный трепет.
Смотреть бы и смотреть
На мягкий свет в окне.
На этот
Чутких губ неразличимый лепет,
Что слышала не раз
В волшебном рваном сне.
* * *
Кому ко мне ходить,
Месить по тропке глину?
Я никого не жду.
Закрыта плотно дверь,
Хотя сочится свет,
Что из окошка клином.
Но не хочу опять метаться от потерь.
И гомон весь утих,
Весь птичий свист весенний.
И сердце, как насос,
Качает ровно кровь.
Я к нежности тянусь,
Как к солнышку растенье,
Но только спит в бутоне
Бездумная любовь.
И шелестят цветы тряпичные от ветра,
Что в форточку скользнул,
Как по щеке ладонь.
И мутный свет в ночи
Не разойдётся спектром.
И не зажжёт слеза,
Как линза, вновь огонь…
* * *
Обниму и заплачу во сне.
Это память приходит прощаться.
Мама тоже ушла по весне,
Хоть казалось, что может остаться.
Поцелуи —
Как птичьим пером
Щекотал ты дрожащие губы.
И во сне будто общим был дом
И друг дружке по-прежнему любы.
Я тебя отпустила.
Лети,
Вей гнездо средь осеннего сада.
И сжимаю я воздух в горсти.
Но, должно быть, и вправду так надо.
Но не путай с тем садом окно,
Где закат догорает над тучей,
Будто с розовой пеной вино,
Что над ивой пылает плакучей.
Только знай:
Отраженье — обман,
Грудью бьётся о зарево птица,
Где летит облаков караван,
Что луч солнца проткнёт, словно спица.
* * *
Мне душу согревать спешил огонь
Надежды на единственную встречу,
Когда твоя погладила ладонь
По волосам,
Зверьком скользнув на плечи.
Я замерла, как пчёлка на цветке —
Цветок дрожал под лёгким дуновеньем.
И капли меда в тонком хоботке
Потом несла в своё стихотворенье,
Чтоб подсластить полынную тоску
О том,
Что от костра повеет горьким дымом.
И будет пуст и выстужен мой дом,
Коль окажусь в нём вместе с нелюбимым.
Сюрприз под осень…
Камешек янтарь,
Что море жизни выбросило штормом,
Когда закат стекал, как киноварь.
И даже ночь светилась в платье чёрном,
Блестела стразами и бусинами звёзд.
И не пугала жизни быстротечность.
И личный мой о старости прогноз
Воспринимала так,
Что будто вечность
Ещё до тех
Туманом скрытых дней,
Что мы пройдём по стеночке на ощупь.
И заливался трелью соловей.
Любовь дышала, шелестела в роще…
…Теперь всё тот же войлочный туман…
И до тебя сквозь тьму не дотянуться.
И дней идёт бесцветных караван.
И я не знаю,
Как в тот день вернуться,
Когда ладонь запуталась, как шмель
В густой траве,
В воланах и оборках,
И серый наст буравила капель,
Подснежник чувств питая на пригорке.
* * *
───── ⋆⋅☆⋅⋆ ─────
Игорь Валентинович Григоров
(род. 30 июня 1964, Арсеньев) - российский поэт. Автор шести книг стихов. Член Союза российских писателей.
─── ⋆⋅☆⋅⋆ ───
Биография - читать далее
Выпускник Ленинградского горного института, горный инженер-геолог, руководитель Архангельского отделения Российского геологического общества. Член союза писателей 21 века и Союза российских писателей.
Автор шести книг стихов и сказок. Публикации в журналах и альманахах «Вологодский лад» (Вологда), «Двина» и «Соловецкое море» (Архангельск), «Иволга» (Тверь), «45 параллель» (Краснодар), «Дети Ра», «Парус», «Рижский альманах» (Рига), «Глагол» (Париж), «Наш современник» (Москва).
Сборники Голоса Поморья (Архангельск), Доброе небо (Псков), Брусника (Вологда), Площадь мира (Рига).
Дипломант Есенинской премии «Русь моя» - 2016.
Лауреат Кубка мира по русской поэзии – 2016.
Шорт-лист конкурса «45 калибр» - 2017.
Дважды лауреат премии Наследие – в 2017 и 2020 годах.
Лауреат конкурса-фестиваля Русский Гофман – вторая премия в номинации «Сказочная проза» и победитель турнира поэтов - 2023, второе место в номинации Поэзия - 2024.
Лауреат премии журнала «Наш современник» за 2023 год в номинации «Лучшее поэтическое произведение».
Автор шести книг стихов и сказок. Публикации в журналах и альманахах «Вологодский лад» (Вологда), «Двина» и «Соловецкое море» (Архангельск), «Иволга» (Тверь), «45 параллель» (Краснодар), «Дети Ра», «Парус», «Рижский альманах» (Рига), «Глагол» (Париж), «Наш современник» (Москва).
Сборники Голоса Поморья (Архангельск), Доброе небо (Псков), Брусника (Вологда), Площадь мира (Рига).
Награды
Дипломант Есенинской премии «Русь моя» - 2016.
Лауреат Кубка мира по русской поэзии – 2016.
Шорт-лист конкурса «45 калибр» - 2017.
Дважды лауреат премии Наследие – в 2017 и 2020 годах.
Лауреат конкурса-фестиваля Русский Гофман – вторая премия в номинации «Сказочная проза» и победитель турнира поэтов - 2023, второе место в номинации Поэзия - 2024.
Лауреат премии журнала «Наш современник» за 2023 год в номинации «Лучшее поэтическое произведение».
И.В.ГРИГОРОВ - Произведения ⤵️
Калининград
Он действительно есть на земле - марципановый город,
Отмеряющий время часами под шпилем собора.
Там смеются мощеные улицы под каблуками,
Но столетия войн навсегда обожгли его память.
Там каштаны в цвету разбиваются пеной прибоя
Над кипящим сиреневым морем, залившим собою
Город Канта и Гофмана, сказок янтарного цвета,
И стихов, и пропахшего морем восточного ветра.
В этом городе кажется – Господом ты поцелован.
Сердце бьется, как птица. Но город сродни птицелову:
Завлекает, чарует, а после крадёт твоё сердце.
Я там тоже оставил своё – а куда было деться?
Рождество
Вифлеемской звездой украшают пушистую елку,
На ветвях золотые и синие виснут шары,
От смолистого запаха воздух становится колким,
Малыши щеголяют нарядами из мишуры,
И таращат глаза, засыпать нипочем не желая,
И глядят на часы: им опять бегать к ёлке не лень -
Не забыты ли нынче подарки святым Николаем,
Угадает ли он, что кому подарить в этот день?
Угадает, конечно – довольно ненужных вопросов,
Ничего не грозит новогоднему счастью ребят:
Выбирая подарки, отец смотрит Дедом Морозом,
И Снегурочкой мама опять ощущает себя,
А в окошко луна, как девчонка, глядит из-под чёлки,
И святой Николай, никогда не любивший покой,
Хрупкий шарик Земли, снова чуть не сорвавшийся с ёлки,
Поправляет своей удивительно твердой рукой.
Музыка
Изгиб скрипичного ключа - твоё начало всех начал,
И окаянного печать, и осиянного печаль,
И «аллилуйя» под венцом, и сладкая «Шарман Катрин»,
И соломоново кольцо, и Саломеина кадриль.
Твой небосвод готов упасть, и край его уже белёс,
Но слишком мало для столпа твоих невыплаканных слёз,
Как ни гляди на нотный стан – не обернёшься соляным,
И нужно жить, листать лета, летать с листа и видеть сны.
Сны принесут и кров, и стол пришедшему издалека,
Сны отрясут с усталых стоп окаменевшие века,
И ночь не впустит в эти сны твоих мелодий сладкий гнёт,
Закроет двери тишины - и ключ скрипичный повернёт.
Янтарь
Когда на серебристые осколки
Раскалывает тишь над головой
Далёкий вой игрушечного волка
(Тебе на миг покажется, что твой),
И звёзды бьют дуплетом с тех позиций,
Откуда невозможно отразиться,
Когда в забытом тридевятом царстве
Не жалит юных дев веретено -
Считай своих овец, мой бодрый пастырь!
Пусть будет их количество равно
Числу шагов от дома до работы,
Когда рассвет собьёт твои расчёты.
К утру ты спрячешь голову в ладони,
Разняв головоломку кулака.
Увидишь - гаснет ветер в тёмной кроне,
А в лужицах растаявших зеркал -
Совсем немного неба с облаками,
Бумагой накрывающими камень.
Потерянного времени река
Смывает с неба огненные знаки.
За тем окном, что смотрит на декабрь,
Ты прячешься в уютном полумраке,
И застываешь в этом декабре
Травинкой в прибалтийском янтаре.
Пляж
Был этот дикий пляж, чуть сбрызнутый травой,
На безоружный взгляд почти необитаем:
Скучали небеса по перелетным стаям,
Катился пенный вал на вал береговой,
И дождик моросил из туч, нависших над.
Бродили по песку две чайки перед бурей,
И я, забыв очки и близоруко щурясь,
Пытался разглядеть былые времена
В желтеющей траве и в пенных антраша
Вальсирующих волн. И мысль текла, танцуя:
Что вот, бегут года, и что года к лицу ей, -
Как славно, что она все так же хороша,
Как славно, что Господь создал ее, любя:
Влюбленной в дикий пляж и в мокрую погоду,
Сгорающей дотла, не дующей на воду,
Хозяйкой сладких снов и сказок для ребят,
Глядящей на закат – что осени, что дня -
Без страха, ибо ночь – лишь тишина для взгляда.
Как славно, Боже мой, быть просто с нею рядом,
Как славно, что она придумала меня.
Он действительно есть на земле - марципановый город,
Отмеряющий время часами под шпилем собора.
Там смеются мощеные улицы под каблуками,
Но столетия войн навсегда обожгли его память.
Там каштаны в цвету разбиваются пеной прибоя
Над кипящим сиреневым морем, залившим собою
Город Канта и Гофмана, сказок янтарного цвета,
И стихов, и пропахшего морем восточного ветра.
В этом городе кажется – Господом ты поцелован.
Сердце бьется, как птица. Но город сродни птицелову:
Завлекает, чарует, а после крадёт твоё сердце.
Я там тоже оставил своё – а куда было деться?
Рождество
Вифлеемской звездой украшают пушистую елку,
На ветвях золотые и синие виснут шары,
От смолистого запаха воздух становится колким,
Малыши щеголяют нарядами из мишуры,
И таращат глаза, засыпать нипочем не желая,
И глядят на часы: им опять бегать к ёлке не лень -
Не забыты ли нынче подарки святым Николаем,
Угадает ли он, что кому подарить в этот день?
Угадает, конечно – довольно ненужных вопросов,
Ничего не грозит новогоднему счастью ребят:
Выбирая подарки, отец смотрит Дедом Морозом,
И Снегурочкой мама опять ощущает себя,
А в окошко луна, как девчонка, глядит из-под чёлки,
И святой Николай, никогда не любивший покой,
Хрупкий шарик Земли, снова чуть не сорвавшийся с ёлки,
Поправляет своей удивительно твердой рукой.
Музыка
Изгиб скрипичного ключа - твоё начало всех начал,
И окаянного печать, и осиянного печаль,
И «аллилуйя» под венцом, и сладкая «Шарман Катрин»,
И соломоново кольцо, и Саломеина кадриль.
Твой небосвод готов упасть, и край его уже белёс,
Но слишком мало для столпа твоих невыплаканных слёз,
Как ни гляди на нотный стан – не обернёшься соляным,
И нужно жить, листать лета, летать с листа и видеть сны.
Сны принесут и кров, и стол пришедшему издалека,
Сны отрясут с усталых стоп окаменевшие века,
И ночь не впустит в эти сны твоих мелодий сладкий гнёт,
Закроет двери тишины - и ключ скрипичный повернёт.
Янтарь
Когда на серебристые осколки
Раскалывает тишь над головой
Далёкий вой игрушечного волка
(Тебе на миг покажется, что твой),
И звёзды бьют дуплетом с тех позиций,
Откуда невозможно отразиться,
Когда в забытом тридевятом царстве
Не жалит юных дев веретено -
Считай своих овец, мой бодрый пастырь!
Пусть будет их количество равно
Числу шагов от дома до работы,
Когда рассвет собьёт твои расчёты.
К утру ты спрячешь голову в ладони,
Разняв головоломку кулака.
Увидишь - гаснет ветер в тёмной кроне,
А в лужицах растаявших зеркал -
Совсем немного неба с облаками,
Бумагой накрывающими камень.
Потерянного времени река
Смывает с неба огненные знаки.
За тем окном, что смотрит на декабрь,
Ты прячешься в уютном полумраке,
И застываешь в этом декабре
Травинкой в прибалтийском янтаре.
Пляж
Был этот дикий пляж, чуть сбрызнутый травой,
На безоружный взгляд почти необитаем:
Скучали небеса по перелетным стаям,
Катился пенный вал на вал береговой,
И дождик моросил из туч, нависших над.
Бродили по песку две чайки перед бурей,
И я, забыв очки и близоруко щурясь,
Пытался разглядеть былые времена
В желтеющей траве и в пенных антраша
Вальсирующих волн. И мысль текла, танцуя:
Что вот, бегут года, и что года к лицу ей, -
Как славно, что она все так же хороша,
Как славно, что Господь создал ее, любя:
Влюбленной в дикий пляж и в мокрую погоду,
Сгорающей дотла, не дующей на воду,
Хозяйкой сладких снов и сказок для ребят,
Глядящей на закат – что осени, что дня -
Без страха, ибо ночь – лишь тишина для взгляда.
Как славно, Боже мой, быть просто с нею рядом,
Как славно, что она придумала меня.
───── ⋆⋅☆⋅⋆ ─────
Елена Георгиевна Печерская
(род. 30 декабря 1955, Москва) - российский поэт, переводчик.
Автор шести книг стихов, трех отдельных сборников переводной поэзии.
─── ⋆⋅☆⋅⋆ ───
Биография - читать далее
В 1995 окончила Литературный институт имени А. М. Горького, кафедра литературного мастерства (Литературного творчества).
Участница множества антологий и альманахов, журналов "Иностранная литература", "Новый мир", "Дружба народов" и др.
Владеет английским и литовским языками. Член Союза писателей Москвы. В центральной печати публикуется с 11 лет. Лауреат 14-ой "Артиады народов России "за высокий уровень поэтических литературных переводов с литовского и английского языков, обогащающих русскую литературу малоизвестными шедеврами литовской и американской литературы, содействующих налаживанию подлинного диалога культур". Гран-при литературного конкурса "Калининград - Янтарный Берег 2020".
Лауреат национальной литературной премии "Поэт года 2019" 1-я премия в основной номинации.
Участница множества антологий и альманахов, журналов "Иностранная литература", "Новый мир", "Дружба народов" и др.
Владеет английским и литовским языками. Член Союза писателей Москвы. В центральной печати публикуется с 11 лет. Лауреат 14-ой "Артиады народов России "за высокий уровень поэтических литературных переводов с литовского и английского языков, обогащающих русскую литературу малоизвестными шедеврами литовской и американской литературы, содействующих налаживанию подлинного диалога культур". Гран-при литературного конкурса "Калининград - Янтарный Берег 2020".
Лауреат национальной литературной премии "Поэт года 2019" 1-я премия в основной номинации.
Е.Г.ПЕЧЕРСКАЯ - Произведения ⤵️
В осеннем саду
Последние астры,
Вы рядом стоите, как сестры,
Вы ловите жадно
Прощальные, слабые блики...
Вы радость несете
Обманчивой осени пестрой,
Последней улыбки
На зыбком и тающем лике.
Последние астры,
Вы звезды осеннего сада,
Где бурые листья
На мокрой земле угасают,
И ваши лучи -
Для осеннего сердца отрада,
Но яркие краски
От смерти, увы, не спасают.
Последние астры...
Дрожит умирающий лучик.
Забилась под кровлю
Промокшая серая птица.
Но радость осталась.
Она - самый верный попутчик,
И все возродится,
Поверьте,
И все возвратится!
Ромашковый луг
Ромашковый луг,
васильковое поле...
Им были доверены важные роли:
В них горе и счастье затеряны, что ли.
Ромашковый луг,
васильковое поле...
Ромашковый луг,
васильковое поле...
Сегодня мы видим фрагменты, не боле.
Посмотришь - и тихо вздохнешь поневоле:
- Ромашковый луг,
васильковое поле...
Поздняя весна
В мелодию миг воплощается -
И трелью становится краткой.
Мир с ранней весною прощается.
Я в сад выбегаю украдкой.
Не помнит зеленое воинство
Объятья сурового снега,
И здесь обрывается таинство
Раскрытья цветка и побега.
Поляны памяти
Поднимусь я утром рано- рано,
Словно нет мне от тоски подмоги.
Лепестки из тонкого сафьяна
Рдяный мак постелет мне под ноги,
А тюльпанов пестрые тюрбаны
Вдалеке мелькнут воспоминаньем...
Памяти цветущие поляны,
Я хочу пройти вас утром ранним!
Апрель-сумасброд
От лужи до стужи... Бывало и хуже,
Но мы не видали доселе
Такого бедлама, скажу я вам прямо,
Как в нынешнем этом апреле.
Добавят озноба четыре сугроба,
Сосульки у края карниза...
А листьям зеленым, березам и кленам
Не нужно такого каприза.
Но там, где заправка, весенняя травка
На цыпочки словно привстала -
И не унывает:"Такое бывает!" -
Доверчиво мне прошептала.
По слову моему
Да, я согласно древнему Египту
Уверена, что смерть нам только снится.
Там имя придавали манускрипту,
И саркофагу, и стенам гробницы.
Поскольку имя - не простое слово,
Доколе помнят, ты не онемеешь
И не уйдешь навек за край мирского,
А вызываешь - значит, власть имеешь.
Поэтому я не могу привыкнуть,
Что ты не явишься сквозь дождь и тьму.
Мне кажется: достаточно окликнуть -
И ты придешь по слову моему.
Последние астры,
Вы рядом стоите, как сестры,
Вы ловите жадно
Прощальные, слабые блики...
Вы радость несете
Обманчивой осени пестрой,
Последней улыбки
На зыбком и тающем лике.
Последние астры,
Вы звезды осеннего сада,
Где бурые листья
На мокрой земле угасают,
И ваши лучи -
Для осеннего сердца отрада,
Но яркие краски
От смерти, увы, не спасают.
Последние астры...
Дрожит умирающий лучик.
Забилась под кровлю
Промокшая серая птица.
Но радость осталась.
Она - самый верный попутчик,
И все возродится,
Поверьте,
И все возвратится!
Ромашковый луг
Ромашковый луг,
васильковое поле...
Им были доверены важные роли:
В них горе и счастье затеряны, что ли.
Ромашковый луг,
васильковое поле...
Ромашковый луг,
васильковое поле...
Сегодня мы видим фрагменты, не боле.
Посмотришь - и тихо вздохнешь поневоле:
- Ромашковый луг,
васильковое поле...
Поздняя весна
В мелодию миг воплощается -
И трелью становится краткой.
Мир с ранней весною прощается.
Я в сад выбегаю украдкой.
Не помнит зеленое воинство
Объятья сурового снега,
И здесь обрывается таинство
Раскрытья цветка и побега.
Поляны памяти
Поднимусь я утром рано- рано,
Словно нет мне от тоски подмоги.
Лепестки из тонкого сафьяна
Рдяный мак постелет мне под ноги,
А тюльпанов пестрые тюрбаны
Вдалеке мелькнут воспоминаньем...
Памяти цветущие поляны,
Я хочу пройти вас утром ранним!
Апрель-сумасброд
От лужи до стужи... Бывало и хуже,
Но мы не видали доселе
Такого бедлама, скажу я вам прямо,
Как в нынешнем этом апреле.
Добавят озноба четыре сугроба,
Сосульки у края карниза...
А листьям зеленым, березам и кленам
Не нужно такого каприза.
Но там, где заправка, весенняя травка
На цыпочки словно привстала -
И не унывает:"Такое бывает!" -
Доверчиво мне прошептала.
По слову моему
Да, я согласно древнему Египту
Уверена, что смерть нам только снится.
Там имя придавали манускрипту,
И саркофагу, и стенам гробницы.
Поскольку имя - не простое слово,
Доколе помнят, ты не онемеешь
И не уйдешь навек за край мирского,
А вызываешь - значит, власть имеешь.
Поэтому я не могу привыкнуть,
Что ты не явишься сквозь дождь и тьму.
Мне кажется: достаточно окликнуть -
И ты придешь по слову моему.
───── ⋆⋅☆⋅⋆ ─────
Вера Сергеевна Будко
(род. 6 января 1982, Москва) -
российский поэт, преподаватель, переводчик. Член Российского Союза писателей.
─── ⋆⋅☆⋅⋆ ───
Биография - читать далее
В 2005 году окончила Московский Государственный Лингвистический Университет: по специальности (Теория и методика преподавания иностранных языков и культур).
Воспитанница литературного рок-кабаре "Кардиограмма" А. Дидурова.
Лауреат премии "Поэт года-2014" в номинации "Лирика".
Член Российского Союза Писателей.
СБОРНИКИ:
"Одно к одному" (2014)
"Следы ладони". (2019)
НАГРАДЫ:
Звезда "Наследие"
Медаль «Антон Чехов 160 лет»
Воспитанница литературного рок-кабаре "Кардиограмма" А. Дидурова.
Лауреат премии "Поэт года-2014" в номинации "Лирика".
Член Российского Союза Писателей.
СБОРНИКИ:
"Одно к одному" (2014)
"Следы ладони". (2019)
НАГРАДЫ:
Звезда "Наследие"
Медаль «Антон Чехов 160 лет»
В.С.БУДКО - Произведения ⤵️
Она тебя боится потревожить...
Она тебя боится потревожить
И не звонит, но держит под рукой
Свой телефончик кнопочный. Быть может,
Ты наберёшь, а разговор с тобой
Ей страшно пропустить. Она же знает,
Как занят ты и как по вечерам
Непросто время выкроить бывает
Для этих "Как ты?", "Как здоровье, мам?"
Она надоедать тебе не хочет
И приезжать не просит, но всегда
Есть вкусненькое дома. Вдруг заскочишь
Среди недели, и её среда -
Обычный день - нежданным став подарком
И хлопотать заставив у плиты,
Как будто праздник, брызнет краской яркой
На будничности серые холсты.
Она, к себе внимания стесняясь,
Не говорит, что снова сердце жмёт,
Что вызывала скорую. Ей малость
Пожить ещё бы - ну хотя бы год.
Узнала, что ты взял кредит намедни -
Помочь же надо, как тут помирать!..
... И нет на свете счастья незаметней,
Привычней и обыденней, чем мать.
Сказочник
Ребёнок на спектакле новогоднем
Сидит, волнуясь, с мамой. Первый ряд.
Нет ни вчера, ни завтра - лишь сегодня
И то, о чём на сцене говорят.
Кощей так хорошо загримирован,
Так хорошо отыгрывает роль,
Что кажется ребёнку: духа злого
Убить обязан молодой король.
И пробуждает праведную ярость
В ребёнке том Кощея колдовство.
Он, хмурясь, с кресла привстаёт, пытаясь
Стаканом с соком запустить в него.
Но отбирая у него стаканчик,
На ушко мама скажет малышу:
"Кощей-то микрофон в короне прячет.
Ненастоящий он. Отдай, прошу."
Ненастоящий?! Это всё неправда?!
Все обманули: и Кощей, и мать...
Зла больше нет, и радоваться б надо,
Но сын обман не хочет им прощать.
И на вопрос: "Понравилось?" угрюмо
Мотнув в сердцах вихрастой головой,
Мальчишка пробурчит: "Я так и думал.
Дурацкий твой Кощей. Хочу домой."
Пройдет пятнадцать лет. Мальчишка этот
По-новому увидит сцену ту.
Поймёт, что ведьма, в чёрное одета,
С трудом свою скрывала доброту.
Актриса невысокого полёта,
В театре детском за гроши трудясь,
Чтоб низостью создать контраст высотам,
За амплуа тяжёлое взялась.
И что его тогда не предавали
Ни мать, ни ведьма, ни Кощей-садист.
И что добра ему тогда желали
И труппа, и придумщик-сценарист.
Никто там не был негодяем, вором,
И если кто-то зло в себе таил,
То лишь ребенок, на расправу скорый,
Который их не поблагодарил.
«Весь мир — театр, а люди в нём — актёры»
Сказал Шекспир, и как же был он прав!
Мы бьёмся, злимся, мы вступаем в споры,
Сюжетный ход какой-то не поняв.
Не видим мы задумки тех, над нами,
В мотивах их мы ищем гниль, корысть.
Нет, мальчик мой. Здесь зло творим мы сами.
А Сказочник-то добр к тебе. Очнись.
Взгляд матери
Я смотрю на мир взглядом матери,
Чья природа - дарить тепло.
И мне грустно, что мы утратили
То, что в будущее вело.
Что отброшено было в сторону?
Принцип жизненный и простой:
Если счастье - то всем и поровну,
Если горе - закрыть собой.
Бедность наша внутри. Нам чудится,
Что не хватит на всех небес.
Что не лезущий вверх очутится
Под ногами того, кто лез.
Кто нам задал такие правила?
Что за мода сейчас пошла?
Никогда бы я не поставила
Свой успех во главу угла.
Ослеплённые блеском - видите ж,
Даже не бриллиантов - страз,
Просим, копим и тратим лишнее,
То, что, может, кому из нас
В сотню раз и нужней, и в помощь бы,
Без чего просто вилы, край.
Но бесчувственны мы, как овощи.
Не устроился - погибай.
"Сострадание", "милосердие"
Нам чужие теперь слова.
Поделиться готов с соседями?
А в порядке ли голова?
И какое-то озверение
От людей повсеместно прёт,
Неспособность чужое мнение
Ни услышать, ни взять в расчёт.
Нет, не верю. Защитной коркою
Из цинизма покрылись мы,
Но под ней-то и ласки с горкою,
И любви, и самой весны!
Это ты только с виду задница,
Так что хватит меня лечить:
Мы способны ещё расплакаться,
Если "Варежку" нам включить.
Посмотрите глазами влажными
По-другому на этот свет.
Все мы дети. И так уж важно ли
Сколько нам набежало лет?
Ни детей нельзя, ни детёнышей
Бить ничем. Говорю как мать.
Нужно, к крыльям чужим притронувшись,
Расправлять их, а не ломать.
Снегири
Прежде чем погрузиться
В дрёму-живицу, я
Взглядом подолгу блуждаю
По обоям спальни моей.
Там, в узорах, прячется птица,
Похожая на снегиря,
А может быть, целая стая
Хитрых таких снегирей.
Они до того неподвижны,
Что в бледном рисунке этом,
В изгибах волнистых линий
Я их различаю с трудом,
Но все-таки точно вижу -
Зимой ли, весной ли, летом...
Вот-вот та, что слева, вскинет
Крылья, взмахнув хвостом.
Об этом кому расскажешь -
Пожалуй, поднимут на смех,
Возможно, пальцем покрутят
С ухмылкою у виска.
Ведь если всмотреться даже,
Не мельком взглянуть, не наспех,
То птиц никаких не будет
От пола до потолка.
В стихах моих люди тоже
Порой ничего не находят ,
Но я на них не в обиде,
К ним следует быть добрей.
Не каждый чувствует кожей
Ритмы чужих мелодий.
Не каждый умеет видеть
Невидимых снегирей.
Две трети
Плеснула ночь на кофе кипяток.
Чернеет небо в чашке горизонта.
Я обвожу словами мыслей контур.
В строках - лишь треть, две трети - между строк.
Тактична собеседница-тетрадь.
Не задает вопросов неуместных.
С ней можно быть дозированно честной:
Треть - рассказать, две трети - умолчать.
Сегодня потеряла твой браслет.
Слетел с руки. Заметила не скоро.
"Когда б вы знали, из какого сора..."
На треть - случайность, на две трети - нет.
А знаешь, почему я слёз не лью
О навсегда утраченном браслете?
Треть серебра и пластика две трети -
Напоминает мне любовь твою.
Хочу попасть под ливень...
Хочу попасть под ливень без зонта -
Сплошной, тяжёлый... Вымокнуть до нитки.
В прихожую вбежать, шугнув кота,
У двери бросить мокрые пожитки,
Стянуть с себя одежду, заползти
Под душ горячий и, дрожа всем телом,
Стоять, стоять, не в силах отойти
От стычки со стихией оголтелой.
И вытереться насухо потом,
Надеть всё шерстяное, что есть в доме.
Чай заварить - с малиной да с медком,
Потягивать его и млеть в истоме,
Сквозь мутное оконное стекло
Уже не потерпевшей - очевидцем
Смотря, как дождь прохожих хлещет зло,
И улыбаясь с этакой ехидцей...
Она тебя боится потревожить
И не звонит, но держит под рукой
Свой телефончик кнопочный. Быть может,
Ты наберёшь, а разговор с тобой
Ей страшно пропустить. Она же знает,
Как занят ты и как по вечерам
Непросто время выкроить бывает
Для этих "Как ты?", "Как здоровье, мам?"
Она надоедать тебе не хочет
И приезжать не просит, но всегда
Есть вкусненькое дома. Вдруг заскочишь
Среди недели, и её среда -
Обычный день - нежданным став подарком
И хлопотать заставив у плиты,
Как будто праздник, брызнет краской яркой
На будничности серые холсты.
Она, к себе внимания стесняясь,
Не говорит, что снова сердце жмёт,
Что вызывала скорую. Ей малость
Пожить ещё бы - ну хотя бы год.
Узнала, что ты взял кредит намедни -
Помочь же надо, как тут помирать!..
... И нет на свете счастья незаметней,
Привычней и обыденней, чем мать.
Сказочник
Ребёнок на спектакле новогоднем
Сидит, волнуясь, с мамой. Первый ряд.
Нет ни вчера, ни завтра - лишь сегодня
И то, о чём на сцене говорят.
Кощей так хорошо загримирован,
Так хорошо отыгрывает роль,
Что кажется ребёнку: духа злого
Убить обязан молодой король.
И пробуждает праведную ярость
В ребёнке том Кощея колдовство.
Он, хмурясь, с кресла привстаёт, пытаясь
Стаканом с соком запустить в него.
Но отбирая у него стаканчик,
На ушко мама скажет малышу:
"Кощей-то микрофон в короне прячет.
Ненастоящий он. Отдай, прошу."
Ненастоящий?! Это всё неправда?!
Все обманули: и Кощей, и мать...
Зла больше нет, и радоваться б надо,
Но сын обман не хочет им прощать.
И на вопрос: "Понравилось?" угрюмо
Мотнув в сердцах вихрастой головой,
Мальчишка пробурчит: "Я так и думал.
Дурацкий твой Кощей. Хочу домой."
Пройдет пятнадцать лет. Мальчишка этот
По-новому увидит сцену ту.
Поймёт, что ведьма, в чёрное одета,
С трудом свою скрывала доброту.
Актриса невысокого полёта,
В театре детском за гроши трудясь,
Чтоб низостью создать контраст высотам,
За амплуа тяжёлое взялась.
И что его тогда не предавали
Ни мать, ни ведьма, ни Кощей-садист.
И что добра ему тогда желали
И труппа, и придумщик-сценарист.
Никто там не был негодяем, вором,
И если кто-то зло в себе таил,
То лишь ребенок, на расправу скорый,
Который их не поблагодарил.
«Весь мир — театр, а люди в нём — актёры»
Сказал Шекспир, и как же был он прав!
Мы бьёмся, злимся, мы вступаем в споры,
Сюжетный ход какой-то не поняв.
Не видим мы задумки тех, над нами,
В мотивах их мы ищем гниль, корысть.
Нет, мальчик мой. Здесь зло творим мы сами.
А Сказочник-то добр к тебе. Очнись.
Взгляд матери
Я смотрю на мир взглядом матери,
Чья природа - дарить тепло.
И мне грустно, что мы утратили
То, что в будущее вело.
Что отброшено было в сторону?
Принцип жизненный и простой:
Если счастье - то всем и поровну,
Если горе - закрыть собой.
Бедность наша внутри. Нам чудится,
Что не хватит на всех небес.
Что не лезущий вверх очутится
Под ногами того, кто лез.
Кто нам задал такие правила?
Что за мода сейчас пошла?
Никогда бы я не поставила
Свой успех во главу угла.
Ослеплённые блеском - видите ж,
Даже не бриллиантов - страз,
Просим, копим и тратим лишнее,
То, что, может, кому из нас
В сотню раз и нужней, и в помощь бы,
Без чего просто вилы, край.
Но бесчувственны мы, как овощи.
Не устроился - погибай.
"Сострадание", "милосердие"
Нам чужие теперь слова.
Поделиться готов с соседями?
А в порядке ли голова?
И какое-то озверение
От людей повсеместно прёт,
Неспособность чужое мнение
Ни услышать, ни взять в расчёт.
Нет, не верю. Защитной коркою
Из цинизма покрылись мы,
Но под ней-то и ласки с горкою,
И любви, и самой весны!
Это ты только с виду задница,
Так что хватит меня лечить:
Мы способны ещё расплакаться,
Если "Варежку" нам включить.
Посмотрите глазами влажными
По-другому на этот свет.
Все мы дети. И так уж важно ли
Сколько нам набежало лет?
Ни детей нельзя, ни детёнышей
Бить ничем. Говорю как мать.
Нужно, к крыльям чужим притронувшись,
Расправлять их, а не ломать.
Снегири
Прежде чем погрузиться
В дрёму-живицу, я
Взглядом подолгу блуждаю
По обоям спальни моей.
Там, в узорах, прячется птица,
Похожая на снегиря,
А может быть, целая стая
Хитрых таких снегирей.
Они до того неподвижны,
Что в бледном рисунке этом,
В изгибах волнистых линий
Я их различаю с трудом,
Но все-таки точно вижу -
Зимой ли, весной ли, летом...
Вот-вот та, что слева, вскинет
Крылья, взмахнув хвостом.
Об этом кому расскажешь -
Пожалуй, поднимут на смех,
Возможно, пальцем покрутят
С ухмылкою у виска.
Ведь если всмотреться даже,
Не мельком взглянуть, не наспех,
То птиц никаких не будет
От пола до потолка.
В стихах моих люди тоже
Порой ничего не находят ,
Но я на них не в обиде,
К ним следует быть добрей.
Не каждый чувствует кожей
Ритмы чужих мелодий.
Не каждый умеет видеть
Невидимых снегирей.
Две трети
Плеснула ночь на кофе кипяток.
Чернеет небо в чашке горизонта.
Я обвожу словами мыслей контур.
В строках - лишь треть, две трети - между строк.
Тактична собеседница-тетрадь.
Не задает вопросов неуместных.
С ней можно быть дозированно честной:
Треть - рассказать, две трети - умолчать.
Сегодня потеряла твой браслет.
Слетел с руки. Заметила не скоро.
"Когда б вы знали, из какого сора..."
На треть - случайность, на две трети - нет.
А знаешь, почему я слёз не лью
О навсегда утраченном браслете?
Треть серебра и пластика две трети -
Напоминает мне любовь твою.
Хочу попасть под ливень...
Хочу попасть под ливень без зонта -
Сплошной, тяжёлый... Вымокнуть до нитки.
В прихожую вбежать, шугнув кота,
У двери бросить мокрые пожитки,
Стянуть с себя одежду, заползти
Под душ горячий и, дрожа всем телом,
Стоять, стоять, не в силах отойти
От стычки со стихией оголтелой.
И вытереться насухо потом,
Надеть всё шерстяное, что есть в доме.
Чай заварить - с малиной да с медком,
Потягивать его и млеть в истоме,
Сквозь мутное оконное стекло
Уже не потерпевшей - очевидцем
Смотря, как дождь прохожих хлещет зло,
И улыбаясь с этакой ехидцей...
───── ⋆⋅☆⋅⋆ ─────
Виктор Олегович Щепетков
(род. 22 августа 1977 года, Будапешт) - российский поэт. Автор пяти поэтических книг.
─── ⋆⋅☆⋅⋆ ───
Биография - читать далее
Учился в МГУКИ, посещал семинар Галины Ивановны Седых в Литературном институте. Автор пяти поэтических книг: – «Песни падшего ангела» 2015, – «Исповедь Атланта» 2016, – «Отсрочка» 2017, – «О России с нежностью и грустью» 2022, – «Я попрошу Вселенную о чуде» 2024.
Лауреат премии «Наследие» 2020,
Лауреат премии Сергея Есенина «Русь моя» 2022
Лауреат премии «Святая Русь» 2023.
Награды
Лауреат премии «Наследие» 2020,
Лауреат премии Сергея Есенина «Русь моя» 2022
Лауреат премии «Святая Русь» 2023.
В.О.ЩЕПЕТКОВ - Произведения ⤵️
***
Раскричался где-то кочет,
Предрекающий рассвет.
Сон идти ко мне не хочет.
Птичий щебет. Утро. Свет.
Пар клубится, оседая.
Дуют с озера ветра.
Лишь бессонница седая
Здесь со мною до утра.
Ночь уходит с пьедестала.
День безумный впереди.
Да стучат часы устало
Где-то в области груди.
Тонких веток пантомима
В незашторенном окне.
Ночь прошла куда-то мимо.
Сон забыл придти ко мне.
Даже капля камень точит,
Оставляя дробный след...
Раскричался где-то кочет,
Предрекающий рассвет.
***
Жизнь прожил, а дурак дураком!
Ничего в ней не смыслю, ей-богу!
Да, наверно, и в чём-то другом
Был не лучше. Но время – итогу.
Что сказать мне о жизни моей? –
Не найти в ней чего-то такого –
Ни загадочных стран, ни морей...
Промотал я судьбу бестолково!
Вот стою многолетний балбес –
Ничего мне от жизни не надо! –
На рогах – отпечаток небес,
А на крыльях – подпалины ада.
Утомлённый от нудных рутин –
Я смежаю усталые веки...
За спиной моей, кроме руин, –
Ничего не отыщешь вовеки!
Я стою на холодных ветрах
В бесприютной и гиблой Отчизне,
Где развеялись, будто бы прах,
Все плоды недозрелые жизни...
О потерянном, о дорогом –
Я тоскую теперь понемногу...
Жизнь прожил, а дурак дураком!
Ничего в ней не смыслю, ей-богу!
***
Когда Везувий утолил свой гнев
И в пепле утонула вся округа,
Остались их тела, окаменев,
Держать навеки за руки друг друга.
Едва Помпея сгинула во мгле,
Не совладав с нахлынувшей напастью, –
Они застыли в выжженной земле,
Прижав ладони с нежностью и страстью.
Спустя века их извлекли на свет –
По-прежнему держащимися крепко –
Увидеть жизни будущий рассвет
Застывшим взглядом гипсового слепка...
И хоть черты любимого лица
Стирает напрочь огненная вьюга, –
В предчувствии грядущего конца –
Давай и мы держаться друг за друга!
ДОН КИХОТ
Уходит Дон Кихот
От мельниц и насмешек
В последний свой поход, –
Ферзём с планеты пешек.
Горит его закат,
Похожий на заплату...
Сыграй-ка, музыкант,
О нём свою кантату!
Пусть плачет весь трактир –
Ткачи и брадобреи –
О том, кто сделать мир
Пытался чуть добрее!
Побольше нагони
Отчаянья земного...
Поплачут пусть они
И улыбнутся снова!
Откинув капюшон,
Монах, бубни давай-ка –
О том, как был смешон
В делах своих идальго!
И всё-таки одну
Любил он Дульсинею, –
Хотя и шёл ко дну
При каждый встрече с нею!
В последний свой поход
Идёт – а вы отстаньте! –
Усталый Дон Кихот
На тощем Росинанте...
***
Наивно веря, что стихи
Мои меня спасут, –
Я в сердце страсти и грехи
Несу на Страшный суд.
Не сокрушит меня удар –
Ни в стужу и ни в зной,
Пока со мною светлый дар
Словесности земной!
И будет в небе синева,
И не раздастся гром, –
Пока рождаются слова
Под стынущим пером!
Меня не тронуть палачу –
Ни сталью, ни огнём, –
Пока стихами я плачу
Вселенной день за днём!
И я пишу, почуяв зуд,
Так много чепухи, –
Наивно веря, что спасут
Меня мои стихи...
***
Умирающий просит старик:
«Спой свою колыбельную, мама!» –
И срывается шёпот на крик.
И вершится последняя драма.
Проплывают столетья, шурша,
Незаметные в пепельной бездне, –
Где качается в люльке душа,
И звучат колыбельные песни...
***
Как теперь утешить Бога? –
Не Его же в том вина,
Что в России всё убого,
Что кругом идёт война.
Что повсюду гибнут дети,
Не желавшие войны...
И лишь Бог за всё в ответе.
Остальным же – хоть бы хны!
Как не видят люди то, что
После их кровавых дел
Даже Богу в мире тошно
От погибших душ и тел?!
В просвещённом новом веке,
Где раскрыла сволочь рты,
Проступили в человеке
Сплошь звериные черты!
Не исправит всё мессия.
Не поможет всем кумир.
В никуда летит Россия!
В никуда несётся мир!
Опустевшая дорога
Убегает в облака...
Гладит плачущего Бога
Чья-то детская рука.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Мне ангел уткнулся в плечо
И замер почти без движенья, –
Лишь слёзы текли горячо,
Ища моего утешенья.
Я гладил его по крылу,
Раскрыв для бедняги объятья,
Не веря в кромешную мглу
Его родового проклятья.
Он, словно забытый щенок,
Нуждался в живом человеке,
Поскольку без помощи мог,
Сломавшись, исчезнуть навеки.
Он резал меня без ножа
Своим безыскусным рассказом.
И всхлипывал, нервно дрожа.
И трясся, и вздрагивал разом.
Шептал он, что он – не герой.
Что – жутко на гибельной тверди.
Что ангел-спаситель порой
Шагает в объятия смерти.
Что в мире так много греха,
И грязи, и происков ада,
А в людях такая труха, –
Что их не спасёшь от распада.
Терпеть и страдать одному –
Была нестерпима дорога...
И страшно, и больно ему –
За мир, за людей и за Бога!
Его я держал навесу –
Подранка, бедняжку, калеку...
«Мой ангел, тебя я спасу! –
Поверь своему человеку!»
***
Догорает мой огарок,
Не увидевший рассвет.
Может, он и не был ярок,
Но дарил какой-то свет.
Застывают капли воска,
Словно слёзы на лице...
Как печально, как неброско –
Все мы выглядим в конце!
Хоть его поникли плечи, –
Всё ж близка уже заря...
Он зажёг другие свечи.
Ну а значит, жил не зря!
Может, был он не подарок,
Но оставил яркий след...
Догорает мой огарок,
Не увидевший рассвет.
***
Это мы – по прокуренным кухням,
Со своих же придя похорон,
От духовного голода пухнем
Под гитару и рюмочный звон.
Наше слово пока что не ржаво
И мотив наших песен неплох.
Только-только погибла держава
И зачат был грядущий молох.
Мы не знали, какая эпоха
На Земле отшумела навек.
Было всё ещё, в целом, неплохо.
И ценился живой человек.
Как нелепы – причёски, одежда,
И любовь, и смятенье в груди...
Но сияла на лицах надежда,
Что у нас ещё всё впереди!
Были все мы на ты с небесами.
Нам тайком улыбался Хорон...
Мы тогда и не знали, что сами
Со своих же пришли похорон.
Мы в нелепость не верили эту,
Вызывая сомненья на бой...
Наша Родина канула в Лету,
Прихватив наши души с собой.
На руинах средь пепла и пыли,
Дожевав свой счастливый билет, –
Мы живыми тогда ещё были!..
И – мертвы уже множество лет.
В наших душах – тоска и усталость,
Да бессильная чёрствая злость...
Ничего, из того, что мечталось,
На несчастной Земле не сбылось!
Мы свечными огарками тухнем
На безмерном погосте Земли, –
Но сидят по прокуренным кухням
Наши тени в туманной дали...
***
Человек поднимается к Богу,
По неровным ступеням спеша.
Он дрожит. Он готов к диалогу.
В человеке проснулась душа!
Человеку непросто с душою
Из-за всех её бед и обид, –
А казалась такой небольшою,
Или, может быть, делала вид.
Человек был заложником тела.
Жил стяжанием вечным бабла.
Но, очнувшись, душа захотела –
Света, правды, любви и тепла!
Человек оглянулся, но в мире
Это всё перепачкали вдрызг, –
Вроде стен в привокзальном сортире,
Где тошнит от рисунков и брызг.
Он помыкался с грязью немного, –
Весь изгваздавшись в пепельной мгле,
И решил, что узнает у Бога,
Где искать это всё на Земле.
Он взошёл на кривые ступени,
Каждый шаг по которым непрост, –
Весь в обманчивой облачной пене,
Весь в неровном мерцании звёзд.
Он осилит и эту дорогу.
Он впитает божественный свет.
Человек поднимается к Богу
За ответом, которого нет...
***
С нами здесь всё реже то,
Что любили с детства.
Утекает в решето,
Как вода, наследство.
Было счастье, а теперь –
Затхло, как темница,
Время тёмное потерь
На Земле томится.
Хорошо найти бы тут,
Несмотря на грозы,
Детский старенький батут,
Возносящий в грёзы.
И припомнить, что ты сам
Раньше без притворства
Верил, верил чудесам!
Верил в чудотворство!
***
Последнее, что остаётся беречь
В безвременье этом, –
Живая, свободная русская речь
Со всем её светом.
Ей выпало – в пику дурным временам –
Раскрыть себя снова.
Она и завещана предками нам –
Как наша основа.
Из прошлого к правнукам тянется нить
Живая сквозь годы.
Пока ещё слово способно творить –
Бессильны невзгоды!
Нас в глухонемых превращают заик.
В рабов бессловесных.
Но нас выручает наш русский язык
Во всех этих безднах!
И хоть на погибель хотят нас обречь,
И нашу природу, –
Нам важно спасти от растления речь –
Как душу народа!
И выведет речь нас из мрака сама,
Окончит все драмы, –
Из древа словесности строя дома
И новые храмы!
***
Без боли, страха и надрыва, –
Все чувства горькие тая, –
На фоне ядерного взрыва
Стояли двое. Ты и я.
Мы не метались почему-то
С другими в ужасе людьми, –
У нас была всего минута –
Для жизни, счастья и любви...
ТРИ БОГАТЫРЯ
Стояли три богатыря
На страже всей Земли.
И только им благодаря
Мы мирно жить могли.
Хранили от напастей дом,
Всем бедам вопреки, –
Три ветви на стволе одном,
Три русла у реки.
Ожесточённых бурь и гроз
Несли нелёгкий груз –
Великорос и малорос,
И с ними – белорус.
Какой бы ни царил разврат,
Бедлам, и грязь, и гнусь, –
Лишь только их триумвират
Хранил Святую Русь!
Но над землёй всё гуще мрак.
Всё глуше стук сердец...
Когда троих рассорит враг, –
Всему придёт конец!
...Стояли три богатыря
На страже всей Земли.
И только им благодаря
Мы мирно жить могли...
Раскричался где-то кочет,
Предрекающий рассвет.
Сон идти ко мне не хочет.
Птичий щебет. Утро. Свет.
Пар клубится, оседая.
Дуют с озера ветра.
Лишь бессонница седая
Здесь со мною до утра.
Ночь уходит с пьедестала.
День безумный впереди.
Да стучат часы устало
Где-то в области груди.
Тонких веток пантомима
В незашторенном окне.
Ночь прошла куда-то мимо.
Сон забыл придти ко мне.
Даже капля камень точит,
Оставляя дробный след...
Раскричался где-то кочет,
Предрекающий рассвет.
***
Жизнь прожил, а дурак дураком!
Ничего в ней не смыслю, ей-богу!
Да, наверно, и в чём-то другом
Был не лучше. Но время – итогу.
Что сказать мне о жизни моей? –
Не найти в ней чего-то такого –
Ни загадочных стран, ни морей...
Промотал я судьбу бестолково!
Вот стою многолетний балбес –
Ничего мне от жизни не надо! –
На рогах – отпечаток небес,
А на крыльях – подпалины ада.
Утомлённый от нудных рутин –
Я смежаю усталые веки...
За спиной моей, кроме руин, –
Ничего не отыщешь вовеки!
Я стою на холодных ветрах
В бесприютной и гиблой Отчизне,
Где развеялись, будто бы прах,
Все плоды недозрелые жизни...
О потерянном, о дорогом –
Я тоскую теперь понемногу...
Жизнь прожил, а дурак дураком!
Ничего в ней не смыслю, ей-богу!
***
Когда Везувий утолил свой гнев
И в пепле утонула вся округа,
Остались их тела, окаменев,
Держать навеки за руки друг друга.
Едва Помпея сгинула во мгле,
Не совладав с нахлынувшей напастью, –
Они застыли в выжженной земле,
Прижав ладони с нежностью и страстью.
Спустя века их извлекли на свет –
По-прежнему держащимися крепко –
Увидеть жизни будущий рассвет
Застывшим взглядом гипсового слепка...
И хоть черты любимого лица
Стирает напрочь огненная вьюга, –
В предчувствии грядущего конца –
Давай и мы держаться друг за друга!
ДОН КИХОТ
Уходит Дон Кихот
От мельниц и насмешек
В последний свой поход, –
Ферзём с планеты пешек.
Горит его закат,
Похожий на заплату...
Сыграй-ка, музыкант,
О нём свою кантату!
Пусть плачет весь трактир –
Ткачи и брадобреи –
О том, кто сделать мир
Пытался чуть добрее!
Побольше нагони
Отчаянья земного...
Поплачут пусть они
И улыбнутся снова!
Откинув капюшон,
Монах, бубни давай-ка –
О том, как был смешон
В делах своих идальго!
И всё-таки одну
Любил он Дульсинею, –
Хотя и шёл ко дну
При каждый встрече с нею!
В последний свой поход
Идёт – а вы отстаньте! –
Усталый Дон Кихот
На тощем Росинанте...
***
Наивно веря, что стихи
Мои меня спасут, –
Я в сердце страсти и грехи
Несу на Страшный суд.
Не сокрушит меня удар –
Ни в стужу и ни в зной,
Пока со мною светлый дар
Словесности земной!
И будет в небе синева,
И не раздастся гром, –
Пока рождаются слова
Под стынущим пером!
Меня не тронуть палачу –
Ни сталью, ни огнём, –
Пока стихами я плачу
Вселенной день за днём!
И я пишу, почуяв зуд,
Так много чепухи, –
Наивно веря, что спасут
Меня мои стихи...
***
Умирающий просит старик:
«Спой свою колыбельную, мама!» –
И срывается шёпот на крик.
И вершится последняя драма.
Проплывают столетья, шурша,
Незаметные в пепельной бездне, –
Где качается в люльке душа,
И звучат колыбельные песни...
***
Как теперь утешить Бога? –
Не Его же в том вина,
Что в России всё убого,
Что кругом идёт война.
Что повсюду гибнут дети,
Не желавшие войны...
И лишь Бог за всё в ответе.
Остальным же – хоть бы хны!
Как не видят люди то, что
После их кровавых дел
Даже Богу в мире тошно
От погибших душ и тел?!
В просвещённом новом веке,
Где раскрыла сволочь рты,
Проступили в человеке
Сплошь звериные черты!
Не исправит всё мессия.
Не поможет всем кумир.
В никуда летит Россия!
В никуда несётся мир!
Опустевшая дорога
Убегает в облака...
Гладит плачущего Бога
Чья-то детская рука.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Мне ангел уткнулся в плечо
И замер почти без движенья, –
Лишь слёзы текли горячо,
Ища моего утешенья.
Я гладил его по крылу,
Раскрыв для бедняги объятья,
Не веря в кромешную мглу
Его родового проклятья.
Он, словно забытый щенок,
Нуждался в живом человеке,
Поскольку без помощи мог,
Сломавшись, исчезнуть навеки.
Он резал меня без ножа
Своим безыскусным рассказом.
И всхлипывал, нервно дрожа.
И трясся, и вздрагивал разом.
Шептал он, что он – не герой.
Что – жутко на гибельной тверди.
Что ангел-спаситель порой
Шагает в объятия смерти.
Что в мире так много греха,
И грязи, и происков ада,
А в людях такая труха, –
Что их не спасёшь от распада.
Терпеть и страдать одному –
Была нестерпима дорога...
И страшно, и больно ему –
За мир, за людей и за Бога!
Его я держал навесу –
Подранка, бедняжку, калеку...
«Мой ангел, тебя я спасу! –
Поверь своему человеку!»
***
Догорает мой огарок,
Не увидевший рассвет.
Может, он и не был ярок,
Но дарил какой-то свет.
Застывают капли воска,
Словно слёзы на лице...
Как печально, как неброско –
Все мы выглядим в конце!
Хоть его поникли плечи, –
Всё ж близка уже заря...
Он зажёг другие свечи.
Ну а значит, жил не зря!
Может, был он не подарок,
Но оставил яркий след...
Догорает мой огарок,
Не увидевший рассвет.
***
Это мы – по прокуренным кухням,
Со своих же придя похорон,
От духовного голода пухнем
Под гитару и рюмочный звон.
Наше слово пока что не ржаво
И мотив наших песен неплох.
Только-только погибла держава
И зачат был грядущий молох.
Мы не знали, какая эпоха
На Земле отшумела навек.
Было всё ещё, в целом, неплохо.
И ценился живой человек.
Как нелепы – причёски, одежда,
И любовь, и смятенье в груди...
Но сияла на лицах надежда,
Что у нас ещё всё впереди!
Были все мы на ты с небесами.
Нам тайком улыбался Хорон...
Мы тогда и не знали, что сами
Со своих же пришли похорон.
Мы в нелепость не верили эту,
Вызывая сомненья на бой...
Наша Родина канула в Лету,
Прихватив наши души с собой.
На руинах средь пепла и пыли,
Дожевав свой счастливый билет, –
Мы живыми тогда ещё были!..
И – мертвы уже множество лет.
В наших душах – тоска и усталость,
Да бессильная чёрствая злость...
Ничего, из того, что мечталось,
На несчастной Земле не сбылось!
Мы свечными огарками тухнем
На безмерном погосте Земли, –
Но сидят по прокуренным кухням
Наши тени в туманной дали...
***
Человек поднимается к Богу,
По неровным ступеням спеша.
Он дрожит. Он готов к диалогу.
В человеке проснулась душа!
Человеку непросто с душою
Из-за всех её бед и обид, –
А казалась такой небольшою,
Или, может быть, делала вид.
Человек был заложником тела.
Жил стяжанием вечным бабла.
Но, очнувшись, душа захотела –
Света, правды, любви и тепла!
Человек оглянулся, но в мире
Это всё перепачкали вдрызг, –
Вроде стен в привокзальном сортире,
Где тошнит от рисунков и брызг.
Он помыкался с грязью немного, –
Весь изгваздавшись в пепельной мгле,
И решил, что узнает у Бога,
Где искать это всё на Земле.
Он взошёл на кривые ступени,
Каждый шаг по которым непрост, –
Весь в обманчивой облачной пене,
Весь в неровном мерцании звёзд.
Он осилит и эту дорогу.
Он впитает божественный свет.
Человек поднимается к Богу
За ответом, которого нет...
***
С нами здесь всё реже то,
Что любили с детства.
Утекает в решето,
Как вода, наследство.
Было счастье, а теперь –
Затхло, как темница,
Время тёмное потерь
На Земле томится.
Хорошо найти бы тут,
Несмотря на грозы,
Детский старенький батут,
Возносящий в грёзы.
И припомнить, что ты сам
Раньше без притворства
Верил, верил чудесам!
Верил в чудотворство!
***
Последнее, что остаётся беречь
В безвременье этом, –
Живая, свободная русская речь
Со всем её светом.
Ей выпало – в пику дурным временам –
Раскрыть себя снова.
Она и завещана предками нам –
Как наша основа.
Из прошлого к правнукам тянется нить
Живая сквозь годы.
Пока ещё слово способно творить –
Бессильны невзгоды!
Нас в глухонемых превращают заик.
В рабов бессловесных.
Но нас выручает наш русский язык
Во всех этих безднах!
И хоть на погибель хотят нас обречь,
И нашу природу, –
Нам важно спасти от растления речь –
Как душу народа!
И выведет речь нас из мрака сама,
Окончит все драмы, –
Из древа словесности строя дома
И новые храмы!
***
Без боли, страха и надрыва, –
Все чувства горькие тая, –
На фоне ядерного взрыва
Стояли двое. Ты и я.
Мы не метались почему-то
С другими в ужасе людьми, –
У нас была всего минута –
Для жизни, счастья и любви...
ТРИ БОГАТЫРЯ
Стояли три богатыря
На страже всей Земли.
И только им благодаря
Мы мирно жить могли.
Хранили от напастей дом,
Всем бедам вопреки, –
Три ветви на стволе одном,
Три русла у реки.
Ожесточённых бурь и гроз
Несли нелёгкий груз –
Великорос и малорос,
И с ними – белорус.
Какой бы ни царил разврат,
Бедлам, и грязь, и гнусь, –
Лишь только их триумвират
Хранил Святую Русь!
Но над землёй всё гуще мрак.
Всё глуше стук сердец...
Когда троих рассорит враг, –
Всему придёт конец!
...Стояли три богатыря
На страже всей Земли.
И только им благодаря
Мы мирно жить могли...
Биография - читать далее
Ю.Г.САННИКОВ - Произведения ⤵️
В орбитах тёмных два агата...
В орбитах тёмных два агата,
В которых искорки заката,
Как дальние костры, горят.
Четыре старца вкруг сидят
И пламя в их глазах пылает…
Они - Хозяева Огня.
Вокруг - вскипающая тьма,
И дух над бездною витает.
Незримый и случайный брат,
Я с ними по земле кочую,
Я всматриваюсь в тьму ночную,
Вдыхая терпкий аромат
Какой-то чужеродной речи…
Нам звёзды освещают путь,
Степные ветры полнят грудь,
Ложится небо нам на плечи.
Летит мгновений череда,
Храпят стреноженные кони,
И тьма стекает нам в ладони,
Как родниковая вода.
И пьём мы за глотком глоток.
Восходит солнце на Востоке…
Молчат провидцы и пророки,
Немотствуют судьба и Бог.
Но времени и смерти нет!
Ему и ей мы неподвластны…
И бесконечное пространство,
Как губка, впитывает свет.
Не будет странствиям конца,
В огне сгорели наши страсти…
И нам открыта тайна власти
И воля нашего Отца.
Скоротечное время хрустящий ракушечник снов...
Скоротечное время — хрустящий ракушечник снов.
Ни небес здесь, ни тверди — отсутствие всяких основ,
Нет ни верха, ни низа — игра без начал и конца…
Сам я грёза и сон, я — чужих сновидений пыльца.
Длится вечная ночь, я один на пустом берегу,
Длится вечная ночь, я очнуться никак не могу.
Чей-то голос зовёт, проступая из тьмы Бытия,
Чей-то голос зовёт, окликает и ищет меня.
По пустым подворотням, по скверам, окрестным дворам,
Отражаясь от стен, убегая к соседним домам.
Разбиваясь о чёрные рёбра чердачных стропил,
Многократное эхо, вздохнув, умирает без сил.
Чьей-то воле послушный, лечу вдоль лесов и болот,
Где, смыкаясь с землёй, догорает во тьме небосвод,
Вдоль тропинок, берёзовых рощ, мимо сельских кладбищ,
Вдоль безглазых домов, мимо праха родных пепелищ.
Над рекой, над причалом, над остовом ржавой баржи…
Где-то там проступают из тьмы города-миражи…
Я и сам прорастаю из омута русской тоски…
Словно вздёрнут на дыбе, и боль разрывает виски.
Набегает волна, я лежу на песчаной косе,
Обмывает меня, я беспомощен, словно во сне.
Набегает волна и уходит в прозрачный песок…
Скоротечное время вдыхаю я жабрами строк.
Не весел этот край берёзовый...
Не весел этот край берёзовый,
Не весел этот вечер синий…
Октябрь плавает по озеру
На жёлтой лодочке осины.
Ручей и берег заболоченный
Неспешно и несуетливо,
С какою-то тоской заоблачной
Он огибает горделиво.
Плывёт ладьёю и качается,
Вослед ему кричит кукушка,
И тихо листья осыпаются
Вокруг заброшенной церквушки.
Плывёт октябрь, солнце теплится
Какой-то странною лампадой,
И листья падают, и плещутся,
И вихрем кружат за оградой…
И ветер губ едва касается,
И лодочку проносит мимо,
И вроде не о чем печалится –
Да вот печаль неутолима…
В сумрак светло-золотой...
В сумрак светло-золотой,
В мир томительно-чужой
Отлетает не спеша
Отгоревшая душа.
Покидает, не дыша,
Мир бездомная душа.
Ни движенья за окном –
Опустел холодный дом.
Отлетает в небеса,
За моря да за леса,
В сумрак неба ледяной
Над избушкой лубяной.
Словно лёгкий ветерок,
Словно тающий дымок...
Бесприютная душа
Побыла тут и ушла.
Ничего мне не нужно ни приязни твоей, ни любви
Ничего мне не нужно – ни приязни твоей, ни любви…
Одиночество - это, быть может, заструга в крови,
Некий вирус, соблазн, атрибут ремесла и искус…
Ничего мне не нужно, я уже ничего не боюсь.
Одиночество – нечто, пожалуй, сродни палачу.
По своим векселям я ему всё сполна заплачу,
Ничего не хочу – все слова о любви несуразны,
Я куда-то лечу – не страшны мне ни козни, ни казни.
По воздушным путям, вспоминая о “Рыцаре бедном”,
Над Дворцовым мостом, Эрмитажем и Всадником Медным,
Сквозь волшебную дымку, сквозь тени богов и весталок,
Сквозь Синод и Сенат и дремучие сны коммуналок.
Я лечу в никуда невесомой и призрачной тенью,
Над дворами, где пахнет весной и махровой сиренью,
Пьющей соки земли и золу отгоревших пожарищ,
Где шумят тополя, к пентаграммам заброшенных кладбищ.
Не уйти никуда мне уже от сего окоёма,
Где без призрака нет ни двора, ни подъезда, ни дома,
Где безглазая ночь, опускаясь в глухой переулок,
Финский нож достаёт, обмусолив и сплюнув окурок.
Я лечу наугад между рёбер заводов и фабрик,
И Васильевский остров плывёт подо мной, как кораблик,
Мимо храмов, церквей, мимо строгих имперских соборов,
Меж барочных оград и кирпичных тюремных заборов.
Петербург, Петербург, здесь пространство и время слоятся,
Здесь сквозь поры камней неотмщённые души сочатся,
Из безмерных пространств, из тоски и печали безмерной…
Что-то шепчут они… Ты не слышишь мольбы суеверной.
Здесь и страсть, и любовь по традиции с привкусом боли,
Помолись за меня, дай в дорогу мне хлеба и соли,
За имперским фасадом хрустят чьи-то судьбы и кости…
Ну, надень образок, прочитай мне псалом девяностый.
Мой ночной Петербург – жёлтый свиток и тайный апокриф,
Неразгаданный знак, не прочтённый никем иероглиф,
Анаграмма бессмыслиц и вымыслов, снов амальгама,
Колдовство с ворожбою волшебной строки Мандельштама.
Неизбывна печаль, и как терпкая боль расставанья,
Безымянный причал у реки ледяной без названья.
Скрип уключин, и вот – чёрный чёлн у причала качает,
И река всё течёт и, увы, никуда не впадает.
Половинка луны освещает осеннее небо...
Половинка луны освещает осеннее небо,
На Васильевском острове запах ванили и хлеба,
И волшебная сеть трёх проспектов и сумрачных линий,
И над ней небосвод — золотой и пронзительно синий.
Фонари и светильники светят над ними неярко,
И трамвай голосит в темноте у трамвайного парка.
Что ж, пройдёмся и мы, не спеша, по Большому проспекту,
Здесь изысканна речь — мы привычны к сему диалекту.
Постоим и покурим и вновь поспешим к остановке,
В коммуналке глинтвейн приготовим на старой спиртовке,
Мы поставим кастрюлю и кружки на плоскость мольберта —
Стол умело накрыт в мастерской на четыре куверта.
Кто не видел из нас в Петербурге сего натюрморта?
Проспиртовано сердце моё и отчасти аорта.
Выпьем чашу до дна, вспоминая цикуту с хинином,
И закусим с тобой, сотворив бутерброд мастихином.
И расстанемся там, где трамвай доезжает до кладбищ,
До последних квартир, до забытых могил и пристанищ.
Здесь любить тяжело, расставаться тем паче непросто,
Так у нас повелось — расстаются друзья на погосте.
Не страшится уже ни ножа, ни тюрьмы, ни пожарищ
Тот, кто слышал хоть раз: что ж, давайте пройдёмте, товарищ!..
Наглотавшись тоски, и извёстки, и пыли кирпичной,
Подберу к Петербургу, как к музыке, ключик скрипичный.
Нет, его не пропьёшь и, опять же, не купишь за деньги…
Кто-то, сгорбясь, идёт по ночной и притихшей Смоленке
И уносит тоску, как картошку в дырявой авоське…
И глядит на луну, и прощается с Питером Бродский.
Осыпался я в землю сырую, как вызревший колос
Осыпался я в землю сырую, как вызревший колос,
Но утешил меня твой пленительный образ и голос.
Согревает мне солнце лицо, и закат златогрив,
И сверкает в прощальных лучах Иордана финифть.
Ты прижалась ко мне, как сосна голубая к утёсу.
Я укрою тебя, словно принц свою гордую розу.
Льётся медленно свет из горящих, как звёзды, очей.
Скачет мерно закат в золотистой уздечке лучей.
Он суров и угрюм, как насельник безводной пустыни.
Мы дышали с тобой разнотравьем библейской долины.
Только цокот копыт разрывает вуаль тишины…
Мчит за всадником, мчит по воде отраженье луны.
Замолчали цикады, в саду осыпается каперс.
Мы не ждём от судьбы ни даров, ни ловушек, ни каверз.
Нам высоты страшны. Отцвели кипарис и миндаль
И в вечерних низинах клубятся туман и печаль.
Дует северный ветер, к воде пригибая терновник.
Родиниковую воду нальёт нам незримый садовник,
И усадит за стол, и от зноя укроет в тени…
И прольются в песок, словно слёзы, прожитые дни.
Не утешится нам, утешению сердце не верит…
Видишь, солнце встаёт - нас с тобой отражает Кинерет.
Слышишь, скрежет цепей и тяжёлых тележных колёс?
Боль угаснет, как запах жасмина и плачущих роз…
В орбитах тёмных два агата,
В которых искорки заката,
Как дальние костры, горят.
Четыре старца вкруг сидят
И пламя в их глазах пылает…
Они - Хозяева Огня.
Вокруг - вскипающая тьма,
И дух над бездною витает.
Незримый и случайный брат,
Я с ними по земле кочую,
Я всматриваюсь в тьму ночную,
Вдыхая терпкий аромат
Какой-то чужеродной речи…
Нам звёзды освещают путь,
Степные ветры полнят грудь,
Ложится небо нам на плечи.
Летит мгновений череда,
Храпят стреноженные кони,
И тьма стекает нам в ладони,
Как родниковая вода.
И пьём мы за глотком глоток.
Восходит солнце на Востоке…
Молчат провидцы и пророки,
Немотствуют судьба и Бог.
Но времени и смерти нет!
Ему и ей мы неподвластны…
И бесконечное пространство,
Как губка, впитывает свет.
Не будет странствиям конца,
В огне сгорели наши страсти…
И нам открыта тайна власти
И воля нашего Отца.
Скоротечное время хрустящий ракушечник снов...
Скоротечное время — хрустящий ракушечник снов.
Ни небес здесь, ни тверди — отсутствие всяких основ,
Нет ни верха, ни низа — игра без начал и конца…
Сам я грёза и сон, я — чужих сновидений пыльца.
Длится вечная ночь, я один на пустом берегу,
Длится вечная ночь, я очнуться никак не могу.
Чей-то голос зовёт, проступая из тьмы Бытия,
Чей-то голос зовёт, окликает и ищет меня.
По пустым подворотням, по скверам, окрестным дворам,
Отражаясь от стен, убегая к соседним домам.
Разбиваясь о чёрные рёбра чердачных стропил,
Многократное эхо, вздохнув, умирает без сил.
Чьей-то воле послушный, лечу вдоль лесов и болот,
Где, смыкаясь с землёй, догорает во тьме небосвод,
Вдоль тропинок, берёзовых рощ, мимо сельских кладбищ,
Вдоль безглазых домов, мимо праха родных пепелищ.
Над рекой, над причалом, над остовом ржавой баржи…
Где-то там проступают из тьмы города-миражи…
Я и сам прорастаю из омута русской тоски…
Словно вздёрнут на дыбе, и боль разрывает виски.
Набегает волна, я лежу на песчаной косе,
Обмывает меня, я беспомощен, словно во сне.
Набегает волна и уходит в прозрачный песок…
Скоротечное время вдыхаю я жабрами строк.
Не весел этот край берёзовый...
Не весел этот край берёзовый,
Не весел этот вечер синий…
Октябрь плавает по озеру
На жёлтой лодочке осины.
Ручей и берег заболоченный
Неспешно и несуетливо,
С какою-то тоской заоблачной
Он огибает горделиво.
Плывёт ладьёю и качается,
Вослед ему кричит кукушка,
И тихо листья осыпаются
Вокруг заброшенной церквушки.
Плывёт октябрь, солнце теплится
Какой-то странною лампадой,
И листья падают, и плещутся,
И вихрем кружат за оградой…
И ветер губ едва касается,
И лодочку проносит мимо,
И вроде не о чем печалится –
Да вот печаль неутолима…
В сумрак светло-золотой...
В сумрак светло-золотой,
В мир томительно-чужой
Отлетает не спеша
Отгоревшая душа.
Покидает, не дыша,
Мир бездомная душа.
Ни движенья за окном –
Опустел холодный дом.
Отлетает в небеса,
За моря да за леса,
В сумрак неба ледяной
Над избушкой лубяной.
Словно лёгкий ветерок,
Словно тающий дымок...
Бесприютная душа
Побыла тут и ушла.
Ничего мне не нужно ни приязни твоей, ни любви
Ничего мне не нужно – ни приязни твоей, ни любви…
Одиночество - это, быть может, заструга в крови,
Некий вирус, соблазн, атрибут ремесла и искус…
Ничего мне не нужно, я уже ничего не боюсь.
Одиночество – нечто, пожалуй, сродни палачу.
По своим векселям я ему всё сполна заплачу,
Ничего не хочу – все слова о любви несуразны,
Я куда-то лечу – не страшны мне ни козни, ни казни.
По воздушным путям, вспоминая о “Рыцаре бедном”,
Над Дворцовым мостом, Эрмитажем и Всадником Медным,
Сквозь волшебную дымку, сквозь тени богов и весталок,
Сквозь Синод и Сенат и дремучие сны коммуналок.
Я лечу в никуда невесомой и призрачной тенью,
Над дворами, где пахнет весной и махровой сиренью,
Пьющей соки земли и золу отгоревших пожарищ,
Где шумят тополя, к пентаграммам заброшенных кладбищ.
Не уйти никуда мне уже от сего окоёма,
Где без призрака нет ни двора, ни подъезда, ни дома,
Где безглазая ночь, опускаясь в глухой переулок,
Финский нож достаёт, обмусолив и сплюнув окурок.
Я лечу наугад между рёбер заводов и фабрик,
И Васильевский остров плывёт подо мной, как кораблик,
Мимо храмов, церквей, мимо строгих имперских соборов,
Меж барочных оград и кирпичных тюремных заборов.
Петербург, Петербург, здесь пространство и время слоятся,
Здесь сквозь поры камней неотмщённые души сочатся,
Из безмерных пространств, из тоски и печали безмерной…
Что-то шепчут они… Ты не слышишь мольбы суеверной.
Здесь и страсть, и любовь по традиции с привкусом боли,
Помолись за меня, дай в дорогу мне хлеба и соли,
За имперским фасадом хрустят чьи-то судьбы и кости…
Ну, надень образок, прочитай мне псалом девяностый.
Мой ночной Петербург – жёлтый свиток и тайный апокриф,
Неразгаданный знак, не прочтённый никем иероглиф,
Анаграмма бессмыслиц и вымыслов, снов амальгама,
Колдовство с ворожбою волшебной строки Мандельштама.
Неизбывна печаль, и как терпкая боль расставанья,
Безымянный причал у реки ледяной без названья.
Скрип уключин, и вот – чёрный чёлн у причала качает,
И река всё течёт и, увы, никуда не впадает.
Половинка луны освещает осеннее небо...
Половинка луны освещает осеннее небо,
На Васильевском острове запах ванили и хлеба,
И волшебная сеть трёх проспектов и сумрачных линий,
И над ней небосвод — золотой и пронзительно синий.
Фонари и светильники светят над ними неярко,
И трамвай голосит в темноте у трамвайного парка.
Что ж, пройдёмся и мы, не спеша, по Большому проспекту,
Здесь изысканна речь — мы привычны к сему диалекту.
Постоим и покурим и вновь поспешим к остановке,
В коммуналке глинтвейн приготовим на старой спиртовке,
Мы поставим кастрюлю и кружки на плоскость мольберта —
Стол умело накрыт в мастерской на четыре куверта.
Кто не видел из нас в Петербурге сего натюрморта?
Проспиртовано сердце моё и отчасти аорта.
Выпьем чашу до дна, вспоминая цикуту с хинином,
И закусим с тобой, сотворив бутерброд мастихином.
И расстанемся там, где трамвай доезжает до кладбищ,
До последних квартир, до забытых могил и пристанищ.
Здесь любить тяжело, расставаться тем паче непросто,
Так у нас повелось — расстаются друзья на погосте.
Не страшится уже ни ножа, ни тюрьмы, ни пожарищ
Тот, кто слышал хоть раз: что ж, давайте пройдёмте, товарищ!..
Наглотавшись тоски, и извёстки, и пыли кирпичной,
Подберу к Петербургу, как к музыке, ключик скрипичный.
Нет, его не пропьёшь и, опять же, не купишь за деньги…
Кто-то, сгорбясь, идёт по ночной и притихшей Смоленке
И уносит тоску, как картошку в дырявой авоське…
И глядит на луну, и прощается с Питером Бродский.
Осыпался я в землю сырую, как вызревший колос
Осыпался я в землю сырую, как вызревший колос,
Но утешил меня твой пленительный образ и голос.
Согревает мне солнце лицо, и закат златогрив,
И сверкает в прощальных лучах Иордана финифть.
Ты прижалась ко мне, как сосна голубая к утёсу.
Я укрою тебя, словно принц свою гордую розу.
Льётся медленно свет из горящих, как звёзды, очей.
Скачет мерно закат в золотистой уздечке лучей.
Он суров и угрюм, как насельник безводной пустыни.
Мы дышали с тобой разнотравьем библейской долины.
Только цокот копыт разрывает вуаль тишины…
Мчит за всадником, мчит по воде отраженье луны.
Замолчали цикады, в саду осыпается каперс.
Мы не ждём от судьбы ни даров, ни ловушек, ни каверз.
Нам высоты страшны. Отцвели кипарис и миндаль
И в вечерних низинах клубятся туман и печаль.
Дует северный ветер, к воде пригибая терновник.
Родиниковую воду нальёт нам незримый садовник,
И усадит за стол, и от зноя укроет в тени…
И прольются в песок, словно слёзы, прожитые дни.
Не утешится нам, утешению сердце не верит…
Видишь, солнце встаёт - нас с тобой отражает Кинерет.
Слышишь, скрежет цепей и тяжёлых тележных колёс?
Боль угаснет, как запах жасмина и плачущих роз…
