Уильям Шекспир

Отелло

⋆༺ Акт первый ༻⋆
АКТ I
СЦЕНА 1
Венеция. Улица.
Входят Родриго и Яго.
Родриго
Не верю, нет. И мне обидно, Яго,
Что ты, развязывая мой кошель,
Как если б он был твой, все знал заране.
Яго
Да слушайте же толком: если мне
Хотя бы раз подобное приснилось,
Я был бы дрянь.
Родриго
Ты клялся, что тебе
Он ненавистен.
Яго
Это так. Иначе
Я был бы гнусен.
Трое знатных граждан
Меня к нему на лейтенантский пост
Усердно прочили; поверьте, цену
Себе я знаю, должности я стою;
Но он, в своем надменном самодурстве,
Пускается в напыщенные речи
Со множеством военных страшных слов,
И, в заключенье,
Ходатаям — отказ: "Я, — говорит, —
Себе уже назначил офицера".
А это кто?
Помилуйте, великий арифметик,
Микеле Кассио, некий флорентиец,
Сгубить готовый душу за красотку,
Вовеки взвода в поле не водивший
И смыслящий в баталиях не больше,
Чем пряха; начитавшийся теорий,
Которые любой советник в тоге
Изложит вам; он — не служилый воин,
А пустослов. Но предпочли его.
А мне, который показал себя
На Кипре, на Родосе, в басурманских
И христианских странах, застят ветер
Конторской книгой; этот счетовод
К нему назначен — видишь — лейтенантом,
А я — изволь! — хорунжий при Смуглейшем.
Родриго
Я стал бы лучше палачом его.
Яго
Злу не помочь. В том и проклятье службы,
Что движутся по письмам, по знакомству,
А не по старшинству, когда за первым
Идет второй. Итак, судите сами,
Обязан ли я относиться к Мавру
С любовью.
Родриго
Я бы не служил ему.
Яго
Не беспокойтесь. Я ему служу,
Чтобы на нем сыграть. Не всем дано
Господствовать, и не у всех господ
Надежные прислужники. Не редкость
Усердный и угодливый холоп,
Который, обожая раболепство,
Прокорма ради, как осел хозяйский,
Износит жизнь, а в старости — отставлен.
Кнут этим честным слугам! Есть другие,
Которые, надев личину долга,
В сердцах своих пекутся о себе
И, с виду угождая господам,
На них жиреют, а подбив одежду —
Выходят в люди; это — молодцы,
И я считаю, что и сам таков.
Поверьте, сударь
(И это так, как то, что вы — Родриго):
Будь я Отелло, я бы не был Яго.
Служа ему, я лишь себе служу;
Бог мне судья, — не по любви и долгу,
А лишь под видом их — в своих же целях.
Ведь если я примусь являть наружу
В моих поступках внутреннюю сущность
И облик сердца, я в конце концов
Начну его носить на рукаве,
Чтоб расклевали галки. Я — не я.
Родриго
Как все-таки удачлив толстогубый!
Вот ловкость!
Яго
Разбуди ее отца,
Помчись за Мавром, затрави счастливца,
Кричи, воспламени ее родню,
И, хоть живет он в странах плодородных,
Ты мухами его замучь; он счастлив,
А ты засыпь досадой это счастье,
Чтобы оно поблекло.
Родриго
Вот дом ее отца. Я крикну громко.
Яго
Да; с жутью в голосе, с ужасным воплем,
Как ночью, при нечаянном пожаре,
Возникшем в людном городе.
Родриго
Брабанцио, эй! Синьор Брабанцио, эй?
Яго
Брабанцио, встаньте! Воры! Воры! Воры!
Спасайте дом ваш, дочку и мешки!
Эй! Воры! Воры!

Брабанцио появляется наверху, в окне.


Брабанцио
Что значит этот громогласный оклик?
Что тут случилось?
Родриго
Синьор, все ваши налицо?
Яго
И двери
Затворены?
Брабанцио
К чему такой вопрос?
Яго
Вас обокрали. Все ж халат накиньте.
Разбито сердце, полдуши погибло.
Вы — здесь, а вашу белую овечку
Там кроет черный матерой баран.
Скорей! Набатом кличьте сонных граждан,
Не то вас этот черт оставит дедом.
Скорее же!
Брабанцио
Вы что, с ума сошли?
Родриго
Почтеннейший синьор, вы узнаете
Мой голос?
Брабанцио
Нет, не узнаю. Вы кто?
Родриго
Меня зовут Родриго.
Брабанцио
Тем прискорбней.
Я запретил тебе шататься тут;
Открыто заявил, что дочь моя —
Не для тебя; а ты, в своем безумье,
Раздутый ужином и пьяной влагой,
Являешься, с преступным дерзновеньем,
Нарушить мой покой.
Родриго
Синьор, синьор, синьор...
Брабанцио
Но будь уверен:
Мой нрав таков и званье таково,
Что ты раскаешься.
Родриго
Синьор, спокойней.
Брабанцио
Придумал тоже — кража! Здесь — Венеция;
Мой дом — не хутор.
Родриго
Доблестный Брабанцио,
Я к вам пришел с простым и чистым сердцем.
Яго
Честное слово, синьор, вы из тех людей, которые не желают служить Богу, хотя бы сам черт велел. Из-за того, что мы явились оказать вам услугу, а вы принимаете нас за буянов, вашу дочь покроет берберийский жеребец; ваши внуки будут ржать на вас; у вас окажутся кузены-рысаки и родственники-иноходцы.
Брабанцио
А ты кто, сквернослов?
Яго
Я — человек, пришедший вам сказать, что ваша дочь и Мавр сейчас изображают двуспинного зверя.
Брабанцио
Ты дрянь.
Яго
А вы — сенатор.
Брабанцио
Мне за это
Ответишь ты, Родриго; мы знакомы.
Родриго
За все, синьор. Но дайте мне сказать,
Что, если вы решили соизволить, —
Как склонен думать я, — чтоб ваша дочь,
В такой слепой и неживой час ночи,
Отправилась, под столь плохой охраной,
Как нанятый случайно гондольер,
В объятия разнузданного Мавра,
То, раз вы это знали и согласны,
Мы с вами очень нагло обошлись.
Но если вы не знали, ваши речи
Я вправе счесть обидными. Поверьте,
Я все же не настолько чужд приличьям,
Чтоб так шутить с почтенною особой.
Дочь ваша — повторяю: если в этом
Нет вашей воли — прегрешила тяжко,
Связав свой долг, судьбу, красу и ум
С бродячим иноземцем, колесящим
То здесь, то там. Удостоверьтесь тотчас.
И если у себя она иль в доме,
То на меня обрушьте правосудье
За мой обман.
Брабанцио
Эй! Запалите трут!
Свечу подайте! Разбудите слуг!
Мне и во сне похожее приснилось.
Уже меня предчувствие гнетет.
Огня, огня!
(Уходит наверх.)
Яго
Прощайте. Я уйду.
Мне повредит по службе вызов в суд
По делу Мавра; если я не скроюсь,
Меня допросят. А я знаю — власти,
Хоть попрекнут его, быть может, жестко,
Смещать его не станут; он поставлен
К штурвалу в эту Кипрскую войну.
И, даже души заложив, другого
Такой осадки им не приискать,
Кто бы возглавил дело? потому,
Хоть он мне ненавистней адских мук,
Я должен, применяясь к обстановке,
Показывать хоть флаг и знак любви,
Наружный знак. Чтоб вам настигнуть Мавра,
Ведите поднятых людей к "Стрельцу";
А там я буду с ним. Итак, прощайте.
(Уходит.)

Входят, внизу, Брабанцио, в ночном плаще и слуги
с факелами.
Брабанцио
Несчастье подлинно: она ушла.
И мне сулит униженная жизнь
Одну лишь горечь. Где ее ты видел,
Родриго? О злосчастное дитя!
И с Мавром, говоришь? Вот — быть отцом!
Как ты узнал ее? Обман безмерный!
Что вам она сказала? — Света больше!
Созвать мою родню? — И что ж, они
Повенчаны?
Родриго
Я думаю, что да.
Брабанцио
О небо! Как ей удалось уйти?
О кровная измена!
Отцы, отныне о дочерних мыслях
По виду не судите. Нет ли чар,
Таких, чтоб порчу навести на юность
И девство? Не случалось вам, Родриго,
Читать об этом?
Родриго
Да, синьор, случалось.
Брабанцио
Где брат мой? Ах, зачем она не ваша!
Искать пойдем вразбивку. Вам известно,
Где можно бы настичь ее и Мавра?
Родриго
Я думаю, что я его сыщу,
Отправясь с вами и с надежной стражей.
Брабанцио
Ведите нас. Окликну каждый дом.
Где надо, прикажу. — Эй, дать оружье!
Пусть явятся ночные пристава. —
Идем, Родриго. Вам за труд воздается.

Уходят.
СЦЕНА 2
Другая улица.
Входят Отелло, Яго и слуги с факелами.
Яго
Я в ратной службе убивал людей,
Однако долгом совести считаю
Не умерщвлять умышленно. Подчас
Я слишком добр, себе во вред. Раз десять
Я был готов пырнуть его под ребра.
Отелло
И лучше так, как есть.
Яго
Он зазнавался
И столь непозволительно и гнусно
Порочил вашу честь, что при моей
Убогой святости мне было трудно
Сдержать себя. Но смею вас спросить:
Вы подлинно женаты? Не забудьте,
К маньифико относятся с любовью;
Он обладает голосом не меньшим,
Чем голос дожа. Вас он разведет
Иль станет притеснять и беспокоить
Всем, что закон, строжайше примененный,
Ему позволит.
Отелло
Пусть вредит как хочет.
Мои заслуги перед Синьорией
Погромче этих жалоб. Надо знать, —
И это, если спесь у них в почете,
Я объявлю, — что жизнь моя исходит
От царственных мужей; мои дела
Беседовать достойны с гордым счастьем,
Мной завоеванным; и знаешь, Яго,
Не полюби я нежно Дездемону,
Я бы свою бездомную свободу
Не утеснил за все богатства моря.
Но посмотри! Кто там идет с огнями?
Яго
Встревоженный отец, и с ним друзья.
Войдите в дом.
Отелло
Нет. Мне нельзя скрываться.
Мои дела, мой сан, мой ясный дух
Им возвестят, кто я. Они ли это?
Яго
Свидетель Янус, кажется, что нет.

Входят Кассио и несколько офицеров с факелами.
Отелло
Мой лейтенант и офицеры дожа. —
Друзья, приятной ночи. Вы ко мне?
Кассио
С приветствием от дожа, генерал.
Он просит вас явиться сей же миг,
Немедленно.
Отелло
Не знаете зачем?
Кассио
Известья с Кипра, так я полагаю.
И дело, видно, срочное: с галер
За этот вечер прибыло подряд
Двенадцать нарочных, друг другу вслед.
Сейчас у дожа спешно собрались
Советники; ждут с нетерпеньем вас;
Но так как дома вас не оказалось,
Сенат отправил в город три отряда,
Чтоб вас найти.
Отелло
Я рад, что найден вами.
Зайду сказать два слова в этот дом,
И двинемся.
(Уходит.)
Кассио
Зачем он здесь, хорунжий?
Яго
Взял с бою сухопутную караку.
Признают приз законным — он устроен.
Кассио
Я не пойму.
Яго
Женился.
Кассио
А на ком?

Возвращается Отелло.
Яго
Да на... — Идемте, генерал?
Отелло
Идемте.
Кассио
А вот еще отряд вас ищет.
Яго
Это
Брабанцио. Осторожней, генерал.
Он с нехорошим умыслом.

Входят Брабанцио, Родриго и вооруженная
стража с факелами.
Отелло
Эй! Стойте!
Родриго
Синьор, вот Мавр.
Брабанцио
Расправьтесь с этим вором.

Обе стороны обнажают шпаги.
Яго
Родриго, вы? Синьор, я ваш слуга.
Отелло
Вложите в ножны светлые мечи —
Роса поржавит их. Синьор, лета
Властней повелевают, чем оружье.
Брабанцио
Ты, гнусный вор! Где дочь мою ты спрятал?
Проклятый, ты околдовал ее!
Я вопрошаю здравый смысл: возможно ль, —
Когда здесь нет магических цепей, —
Чтоб нежная, красивая девица,
Что, из вражды к замужеству, чуждалась
Богатых баловней своей отчизны,
Покинув дом, на посмеянье людям,
Бежала в черномазые объятья
Страшилища, в котором мерзко все?
Мир мне судья: не явно ли рассудку,
Что ты к ней применил дурные чары,
Смутил незрелый возраст ядом зелий,
Мрачащих чувства? Это разберут.
Что так и было — осязает мысль.
Поэтому беру тебя под стражу
Как развратителя, который тайно
Использовал запретные искусства. —
Схватить его; и, если он не дастся,
Осилить, не щадя.
Отелло
Остановитесь,
И вы, друзья, и все. Когда мне роль
Велит сражаться, я не жду подсказа. —
Куда, синьор, мне надлежит явиться,
Чтоб дать ответ?
Брабанцио
В тюрьму, пока тебя
Законный срок и распорядок дел
Не призовут.
Отелло
Что, если я пойду?
Останется ль доволен этим дож,
За мной приславший этих вот гонцов
По важному для государства делу?
1-й Офицер
Да, это так, достойнейший синьор.
Дож — в заседанье, и за вашей честью,
Наверно, послано.
Брабанцио
Дож — в заседанье!
В такой час ночи! Взять его с собой.
Моя обида — не пустяк. Сам дож
И все мои собратья по сенату
Увидят в ней прямой ущерб себе.
И если мы не примем мер охраны,
То власть возьмут рабы и басурманы.
(Уходят.)
СЦЕНА 3
Зал совета.
Дож и сенаторы у стола; должностные лица и служители.
Дож
Известья эти столь разноречивы,
Что доверять им трудно.
1-й Сенатор
Да, несходны.
В моем письме стоит: сто семь галер.
Дож
В моем — сто сорок.
2-й Сенатор
А в моем — их двести.
Но хоть они расходятся в числе, —
А где расчет примерен, там нередки
Несовпаденья, — всюду упомянут
Турецкий флот, держащий путь на Кипр.
Дож
И, вероятно, так оно и есть.
Неточность их — не повод быть беспечным,
А сущность дела я воспринимаю
В тревожном смысле.
Моряк
(за сценой)

Эй! О-эй! О-эй!
1-й Служитель
Гонец с галеры.

Входит Моряк.
Дож
Говори, в чем дело.
Моряк
Турецкий флот направился к Родосу.
Так велено мне доложить сенату
Синьором Анджело.
Дож
Как отнестись
К подобной вести?
1-й Сенатор
Это невозможно
И разуму противно. Здесь уловка,
Чтоб нам отвесть глаза. Когда мы вспомним
Значенье Кипра для державы Турка
И захотим опять-таки понять,
Что он для Турка и важней Родоса
И может быть гораздо легче взят,
Затем что хуже снаряжен для боя
И полностью лишен тех средств, какими
Вооружен Родос; все это взвесив,
Мы не сочтем, что враг настолько прост,
Чтоб отлагать важнейшее к концу
И, упуская выгодное дело,
Без пользы кликать на себя опасность.
Дож
Нет, он плывет, конечно, не к Родосу.
1-й Служитель
Еще известья.

Входит Гонец.
Гонец
Высокочтимейший сенат, османы,
Направясь прямо к острову Родосу,
Соединились там с запасным флотом.
1-й Сенатор
Я так и знал. А сколько тех, известно?
Гонец
Их тридцать парусов. Теперь они
Плывут обратно, с очевидной целью
Обрушиться на Кипр. Синьор Монтано,
Ваш преданный и доблестный слуга,
Считает долгом доложить вам это
И просит верить.
Дож
Так, значит, это — Кипр. Скажите, Марко
Луккезе в городе?
1-й Сенатор
Уехал во Флоренцию.
Дож
Отправить
Ему письмо от нас. Без промедленья.
1-й Сенатор
А вот Брабанцио и отважный Мавр.

Входят Брабанцио, Отелло, Яго, Родриго
и сопровождающие.
Дож
Храбрец Отелло, вы немедля нужны
Там, где грозит всеобщий враг. Осман.
(К Брабанцио)
Я вас не видел. В добрый час, синьор.
Нам были важны ваш совет и помощь.
Брабанцио
А ваши — мне. Простите, ваша милость.
Не долг и не известья о делах,
Не общая забота мне велели
Встать с ложа; личная моя печаль
Нахлынула так бурно, что пожрала
Другие скорби — и осталась той же.
Дож
В чем дело?
Брабанцио
Дочь моя! О дочь моя!
Все
Скончалась? Умерла?
Брабанцио
Да, для меня.
Обольщена, похищена из дома,
Испорчена волшбой, знахарским зельем.
Природа так нелепо заблуждаться,
Не будучи слепой, хромой рассудком
Иль немощной, без колдовства не может.
Дож
Кто б ни был тот, кто в этом гнусном деле
Дочь вашу разлучил с самой собой
И с нею — вас, горчайшие слова
Кровавых книг закона истолкуйте
По-своему, хотя бы обвинялся
Родной наш сын.
Брабанцио
Я тронут, ваша милость.
Ответчик — здесь; вот этот Мавр, который
Как будто вами по делам правленья
Особо вызван.
Все
Нам весьма прискорбно.
Дож
(к Отелло)

Что можете вы нам сказать на это?
Брабанцио
Лишь то, что это так.
Отелло
Всевластные, всечтимые синьоры,
Достойнейшие господа мои,
Что я у старца этого взял дочь,
То правда. Правда, я на ней женился.
Охват чела у моего злодейства
Таков, не больше. Говорю я жестко,
Не искушенный в мягкой мирной речи.
С семи годов, откинув разве девять
Последних месяцев, мощь этих рук
Я упражнял лишь в ошатренном поле
И мало мог бы о пространном свете
Поведать, кроме войн и ратных дел;
А потому сказать сумею мало
В свою защиту. Все же, если можно,
Я без прикрас вам изложу всю повесть
Моей любви: каким могучим зельем,
Каким заклятьем и какой волшбой, —
Затем что в этом обвинен пред вами, —
Пленил я дочь его.


Брабанцио
Само смиренье;
Столь робкая, что собственные чувства
Краснели перед ней; и чтоб она,
Назло природе, крови, чести, летам,
Влюбилась в то, на что взглянуть страшилась!
Убога и несовершенна мысль,
Что совершенство может так нарушить
Закон природы; и рассудку ясно,
Что лишь коварством ада это можно
Осуществить. Я утверждаю вновь,
Что он каким-то ядом, кровь мутящим,
Или каким-то приворотным зельем
Привлек ее.
Дож
Такое утвержденье
Ждет доказательств более бесспорных,
Чем только эти общие догадки
И скудные подобия улик.
1-й Сенатор
Скажите нам, Отелло:
Вы тайно и насильно подчинили
И отравили чувства юной девы?
Иль было с вашей стороны признанье
И речь от сердца к сердцу?
Отелло
Я прошу вас,
Пошлите за синьорою к "Стрельцу";
Пусть обо мне перед отцом расскажет.
И если вам я покажусь виновным, —
Не только должности, и с ней доверья,
Меня лишите, но обрушьте кару
На жизнь мою.
Дож
Послать за Дездемоной.
Отелло
Сведите их, хорунжий; вы там были.

Уходят Яго и сопровождающие.

Тем временем, как небесам я каюсь
Чистосердечно в согрешеньях крови,
Я изложу пред вашим строгим слухом,
Каким путем я приобрел любовь
Моей синьоры, а она — мою.
Дож
Поведайте, Отелло.
Отелло
Отец ее любил меня, звал часто,
Расспрашивал меня про жизнь мою,
За годом год, про битвы, про осады,
Про все, что я изведал.
Я вел рассказ от детских лет моих
Вплоть до начала нашей с ним беседы:
Я говорил о бедственных событьях,
О страшных случаях в морях и в поле,
О штурмах брешей под нависшей смертью,
О том, как я был дерзко в плен захвачен
И продан в рабство, выкуплен оттуда,
И что я видел в странствиях моих.
Здесь о больших пещерах, о пустынях,
О диких скалах, кручах, вросших в небо,
Речь заводил я, — так всегда бывало;
О каннибалах, что едят друг друга,
Антропофагах, людях с головою,
Растущей ниже плеч. И Дездемона
Усердно слушала. Но сплошь и рядом
Мешали ей домашние дела.
Она старалась их скорее справить,
И возвращалась к нам, и жадным ухом
Глотала мой рассказ. Заметив это,
Я у нее, в удобный час, однажды
Исторг из сердца искреннюю просьбу
Подробно изложить мои скитанья,
Известные ей только по отрывкам,
Кой-как услышанным. Я согласился
И часто похищал ее слезу,
Какую-нибудь помянув невзгоду
Из юных лет моих. Окончив повесть,
Я награжден был целым миром вздохов;
Все это дивно, несказанно дивно, —
Клялась она, — и грустно, слишком грустно;
Жалела, что услышала; сказала,
Что все ж завидно быть таким; что если б
Какой-нибудь мой друг в нее влюбился,
То, заучив рассказ мой, он бы мог
Пленить ее. Я понял — и сказал:
Я стал ей дорог тем, что жил в тревогах,
А мне она — сочувствием своим.
Вот колдовство, в котором я повинен.
Она идет. Пусть подтвердит вам это.

Входят Дездемона, Яго и сопровождающие.
Дож
Наверно, и мою пленил бы дочь
Такой рассказ. — Достойнейший Брабанцио,
Раз дела не поправить, примиритесь:
Кусок меча дороже голых рук.
Брабанцио
Прошу вас выслушать ее. Коль скоро
Она признает, что вина взаимна,
Да буду проклят, если на него
Падет моя хула. Стань тут, дитя.
Взгляни: кому, во всем собранье этом,
Ты прежде всех должна являть покорность?
Дездемона
Отец, я вижу — здесь мой долг двоится:
Вы дали мне и жизнь и воспитанье;
И жизнь и воспитанье мне велят
Вас почитать; мой долг подвластен вам,
Я ваша дочь всегда; но здесь — мой муж,
И долг, велевший матери моей
Предпочитать вас своему отцу,
Я так же вправе исполнять пред Мавром,
Моим главою.
Брабанцио
Бог с тобой! Я кончил. —
Синьор, прошу вас, перейдем к делам. —
Зачем она мне дочь, а не приемыш! —
Мавр, подойди.
Вот я даю тебе от всей души
То, в чем от всей души я отказал бы,
Когда б ты не взял сам. — Теперь, мой жемчуг,
Я рад, что не рождал других детей:
Мне твой побег внушил бы стать тираном,
И я бы их сковал. — Синьор, я кончил.
Дож
Скажу и я, чтоб вынести сужденье, —
И пусть оно поможет, как ступень,
Двум любящим вернуться в ваше сердце.
Где все погибло, там конец печали,
Которую надежды оживляли.
Минувшим бедам горевать вослед —
Вернейший путь к началу новых бед.
Когда с судьбой невмоготу бороться,
Терпенье над невзгодой посмеется.
Вор меньше взял, раз нам добра не жаль;
Наш злейший вор — напрасная печаль.
Брабанцио
Так пусть на Кипре Турок водворится:
Потери нет, раз можно отшутиться.
Сужденья нам выслушивать легко,
Когда от сердца горе далеко.
Но в горести выслушивать сужденья —
Чрезмерный груз для бедного терпенья.
Суждений этих сладость такова,
Что может горько жечь; и все ж слова —
Не больше чем слова; еще нет слуха,
Чтоб сердце исцелялось через ухо.
Я покорнейше прошу вас, обратимся к государственным делам.
Дож
Турок с чрезвычайно сильным флотом движется на Кипр. Отелло, оборону этих мест вы знаете лучше всех; и хотя там у нас имеется наместник, обладающий общепризнанными достоинствами, однако же молва, верховная распорядительница действий, с большим доверием называет вас; поэтому вам поневоле придется омрачить блеск вашего нового счастья этим суровым и грозным походом.
Отелло
Жестокий навык, чтимые синьоры,
Преобразил кремнистый одр войны
В мою пуховую постель. Не скрою —
Я почерпаю радостную бодрость
В лишениях. И я вполне готов
Руководить войною против турок.
Поэтому, с почтительным поклоном,
Прошу определить моей жене
Пристойное жилье и содержанье,
С уходом и удобствами, к которым
Она привыкла.
Дож
Так нельзя ль ей жить
У своего отца?
Брабанцио
Я не согласен.
Отелло
Ни я.
Дездемона
Ни я. Там жить я не хочу,
Чтобы отца не раздражать всечасно
Своим присутствием. Вельможный дож,
Моим словам внемлите благосклонно,
И пусть ваш голос хартией послужит
В защиту безыскусности моей.
Дож
Чего бы вам хотелось, Дездемона?
Дездемона
Что с Мавром я хочу не разлучаться,
О том трубят открытый мой мятеж
И бурная судьба. Меня пленило
Как раз все то, чем отличен мой муж.
Лицом Отелло был мне дух Отелло,
И доблести его и бранной славе
Я посвятила душу и судьбу.
И если он, синьоры, призван к битвам,
Меня же здесь оставят, мирной молью,
То я лишусь священных прав любви
И обрекаюсь тягостной разлуке.
Позвольте мне сопровождать его.
Отелло
Да будут с нею ваши голоса.
Свидетель небо, не затем прошу я,
Чтобы мое утешить сластолюбье
Иль утолить мой пыл — младые страсти
Во мне угасли — и мое желанье,
Но чтобы щедрым быть к ее душе.
И небо вас избави заподозрить,
Что близ нее мой долг я ущерблю.
Нет, если легкокрылые игрушки
Пернатого Эрота сладкой ленью
Зашьют глаза моим душевным силам,
Изнежив отдых и ослабив труд,
Пусть бабы превратят мой шлем в таган,
И все постыднейшие злополучья
Да поразят достоинство мое.
Дож
Решите сами, оставаться ей
Иль ехать. Дело призывает к спешке, —
Ответьте быстротой, отплыв до света.
Дездемона
До света, мой синьор?
Дож
До света.
Отелло
Рад.
Дож
Мы утром в девять соберемся снова. —
Отелло, отрядите офицера,
И он свезет вам ваше полномочье
И все, что требует ваш новый сан.
Отелло
Вот, если разрешите, мой хорунжий:
Он честный и надежный человек.
Ему вверяю и мою жену,
И все, что ваша милость соизволит
Послать за мною вслед.
Дож
Пусть будет так.
Всем — доброй ночи.
(К Брабанцио)
Дорогой синьор,
Раз доблесть — это светоч благотворный,
То зять ваш — светлый, а никак не черный.
1-й Сенатор
В путь, смелый Мавр! Храните Дездемону.
Брабанцио
Смотри позорче за своей женой:
С отцом схитрила, может и с тобой.

Уходят Дож, сенаторы, служители и другие.
Отелло
О нет, ручаюсь жизнью! Честный Яго,
Тебе я доверяю Дездемону.
И пусть твоя жена при ней побудет.
Потом, — с удобным случаем, доставь их.
Идем же, Дездемона. Мне остался
Лишь час любви и деловых забот
Вблизи тебя — Наш повелитель — время.

Уходят Отелло и Дездемона.
Родриго
Яго!
Яго
Что скажешь, благородное сердце?
Родриго
Что мне делать, по-твоему?
Яго
Да лечь в кровать и спать.
Родриго
Я немедленно утоплюсь.
Яго
Если ты это сделаешь, я тебя разлюблю навсегда. Ну и глупый же ты господин!
Родриго
Глупо жить, когда жить — мучение. И советуется умереть, когда смерть — наш исцелитель.
Яго
О несчастный! Я смотрю на этот мир четырежды семь лет. И с тех пор, как я научился различать благодеяние от обиды, я не встречал никого, кто умел бы себя любить. Скорее, чем заявить, что я утоплюсь из-за любви к индюшке, я, своей; человеческой природе поменялся бы с павианом.
Родриго
Что же мне делать? Я сознаюсь: мне стыдно, что я такой глупый. Но я не способен этому помочь.
Яго
Не способен? Вздор! От нас самих зависит быть такими или иными. Наше тело — это сад, где садовник — наша воля. Так что если мы хотим сажать в нем крапиву ила сеять латук, разводить иссоп и выпалывать тимиан, заполнить его каким-либо одним родом травы или же расцветить несколькими, чтобы он праздно дичал или же усердно возделывался, то возможность и власть распоряжаться этим принадлежат нашей воле. Если бы, у весов нашей жизни, не было чаши: разума в противовес чаше чувственности то наша кровь и низменность нашей: природы приводили бы нас к самым извращенным опытам. Но мы обладаем разумом, чтобы охлаждать наши неистовые порывы, наши плотские влечения, наши разнузданные страсти. Поэтому то, что ты зовешь любовью, я рассматриваю как некий отросток или побег.
Родриго
Этого не может быть.
Яго
Это всего лишь прихоть крови и поблажка воли. Полно, будь мужчиной! Утопиться! Топи кошек и слепых щенят. Я объявил себя твоим другом, и заявляю, что к заслуженному тобой успеху привязан канатами долговечной прочности: никогда еще у меня не было случая оказать тебе такую помощь, как сейчас. Набей деньгами кошелек; отправляйся на эту войну; измени свою внешность поддельной бородой; а главное — набей деньгами кошелек. Не может быть, чтобы Дездемона еще долго любила Мавра, набей деньгами кошелек, — а также он ее: это было бурное начало, и ты увидишь подобный же разрыв; только набей деньгами кошелек. Эти мавры переменчивы в своих желаниях; наполни кошелек деньгами. Кушанье, которое сейчас для него слаще акрид, вскоре станет для него горше чертова яблока. А она должна променять его на молодого. Когда она пресытится его телом, она увидит, что ошиблась в выборе. Ей необходима перемена, необходима. Поэтому — набей деньгами кошелек. Если ты хочешь во что бы то ни стало загубить свою душу, сделай это более приятным способом, чем топясь. Раздобудь как можно больше денег. Если ханжеский и хрупкий обет, связующий бродягу-варвара и хитроумнейшую венецианку, не слишком твердое препятствие для моей изобретательности и всех адских полчищ, ты ею насладишься. Поэтому — раздобудь денег. Вот еще — топиться! Это — побоку! Постарайся лучше задохнуться от наслаждения, чем утонуть и упустить его.


Родриго
Могу я на тебя надеяться, если я решусь попытаться?
Яго
Положись на меня. Ступай, добудь денег. Я говорил тебе не раз и повторяю еще и еще: я ненавижу Мавра. Это у меня крепко засело в сердце. У тебя повод не меньший. Объединимся против него в нашей мести. Если ты насадишь ему рога, тебе это доставит удовольствие, а мне потеху. Есть много событий в утробе времени, которые жаждут народиться. Марш! Иди! Запасись деньгами. Завтра поговорим подробнее. Прощай.
Родриго
Где мы увидимся утром?
Яго
У меня.
Родриго
Я приду рано.
Яго
Хорошо. Будь здоров. Послушай, Родриго!
Родриго
Что еще?
Яго
Не сметь топиться, слышишь?
Родриго
Я передумал: я пойду и продам всю мою землю. (Уходит.)
Яго
Глупцом я пользуюсь, как кошельком.
Я бы унизил ум свой, тратя время
С таким дроздом иначе, чем для смеха
Иль выгоды. Я ненавижу Мавра.
Есть слух, что он промеж моих простынь
Мою нес службу. Так ли, я не знаю;
Но с подозреньем я готов считаться,
Как с достоверностью. Меня он ценит;
Тем легче мне осуществить мой замысел.
Наш Кассио — видный малый... Так, так, так.
Занять его местечко и блеснуть
Двойным канальством... Вот, вот, вот!.. Так, так...
Немного погодя, шепнуть Отелло,
Что Кассио слишком дружен с Дездемоной.
А у того и внешность и манеры
Как раз подходят: истый обольститель.
У Мавра щедрый и открытый нрав:
Кто с виду честен, в тех он видит честность
И даст себя вести тихонько за нос,
Как ослика.
Так. Дело зачато. Пусть ночь и ад
На свет мне это чудище родят.
(Уходит.)
Made on
Tilda